Сестра скользнула взглядом по ковру, взволнованно уставилась на нас, потом на фотографии Ганди-джи и изображение нового божества Канты, Сарасвати.

– Рассказывай, бети, – мягко попросила Канта.

Радха облизнула губу, которую я вчера ей разбила.

– Каждый день по пути из школы к тете Канте я проходила мимо клуба поло. Того, что в конце дороги.

Я заговорила было, но Канта взяла меня за руку: не перебивай.

Радха прикусила щеку.

– Я видела, как на каникулах он играет в поло, и однажды он тоже меня заметил. Он вел лошадь в конюшню. Остановился, мы разговорились. Он сказал, что в их школьном театре ставят Шекспира. Попросил меня порепетировать с ним. И мы начали репетировать. Иногда полчаса, иногда час.

Я вцепилась в оборку дивана, силясь унять нетерпение.

– И как-то раз он сказал, что я похожа на Мадхубалу. – Радха вспыхнула, отвернулась. – Что он не встречал девушки красивее меня и хотел бы видеть меня постоянно. Что думает обо мне дни напролет. – Сестра стрельнула в меня глазами, снова потупилась. – Как в кино.

Канта застонала. У меня гулко ухало сердце.

Радха сцепила руки в замок.

– Он мне понравился. Извинился за тот случай на празднике. За то, как его мать разговаривала со мной. Я призналась, что из-за него мне влетело от тебя, Джиджи.

Стены сжимались вокруг меня. Глаза закрывались сами собой.

– Он сказал, ты мне завидуешь. – Радха взглянула на меня из-под полуопущенных век. – Потому что у тебя никогошеньки нет, а у меня есть.

Я похолодела. Голос Радхи доносился словно издалека.

Она говорила о Рави Сингхе.

Наконец я пришла в себя; голова моя лежала на коленях у Канты, она прижимала к моей голове краешек моего сари. Лоб сковало холодом. Оказалось, Канта завернула в сари лед. Радха устроилась напротив, нервно вытирала руки о кресло.

Я попыталась сесть, но голова еще кружилась. Канта уложила меня обратно. Я смотрела, как медленно – шух-шух-шух – описывает круги вентилятор на потолке. Я никак не могла поверить, что Рави Сингх – отец ребенка моей сестры.

– Из всех людей на свете ты выбрала… сына Парвати?

Радха смотрела испуганно, но дерзко. В поисках поддержки сестра перевела взгляд с меня на Канту.

– Поэтому я и хотела сказать обо всем при вас, тетя Канта. Я знала, что она не поймет, но вы-то меня понимаете, правда?

Канта озадаченно наморщила лоб, открыла рот, но не произнесла ни слова и отвернулась.

– Пожалуйста, объясните ей, – взмолилась Радха. – Он меня любит. Он заботится обо мне. Он хочет этого ребенка так же сильно, как я…

Хаи Рам! А я-то надеялась, что мне удастся уговорить сестру выпить отвар, и ее беременность останется тайной.

– Он знает о ребенке? Уже?

Радха объяснила мне, как маленькой:

– Нет, не знает… пока. Но я ему скажу, и он непременно обрадуется. Он клялся, что любит меня одну.

– Чушь! Ему семнадцать! Тебе тринадцать! – отрезала я.

Радха прищурилась.

– Ты же сама говорила: раз у меня начались месячные, значит, я стала женщиной.

– Это не значит, что ты готова рожать!

– Девушки в нашей деревне рожают и в тринадцать. А мне почему нельзя? К двадцати у них уже целый выводок. У меня никогда не было настоящей семьи. Маа грустила день-деньской. Питаджи пил. А ты – ты сбежала от Хари и бог знает где шлялась, пока я тебя не нашла!

При упоминании о Хари я беспомощно взглянула на Канту. Когда она приехала ко мне сегодня утром, я рассказала ей о своем прошлом – и о Хари, и о том, как он меня избивал, – обо всем. Я еще никому так подробно не рассказывала о своей жизни. Канта, конечно, неприятно удивилась, но ни словом меня не осудила.

Радха икнула.

– Как только Рави узнает о ребенке, мы с ним поженимся. Это ведь его ребенок!

– Лакшми, – прошептала Канта и поднесла руку ко рту. – Что будет, когда Парвати обо всем узнает?

Я думала о том же.

Радха перевела взгляд с меня на Канту.

– А при чем тут его мать? Рави – отец ребенка. Все остальное неважно!

Я и не догадывалась, до чего Радха наивна и оторвана от жизни. Как мало я понимала ее чувства. Как мало стремилась их понять.

Я не стремилась обсуждать с ней то, что занимало все ее мысли. Например, любовь. Как понять, что ты влюбилась? Что это за чувство такое? Да и что я знаю о любви? Я никогда не влюблялась. Как ни больно это признавать, но я не сумела бы ответить на вопросы сестры. И надеялась, что это сделает Канта.

Я осторожно села. Боль пронзила виски.

– Прости меня, Радха. Это я во всем виновата. Мне следовало больше с тобой общаться… Послушай меня. Ты не выйдешь за Рави Сингха.

– Нет-нет-нет, и слушать не стану! – Она плакала, кривя губы. – Сначала ты говоришь, что мне нельзя во дворец. Потом отдаешь меня в школу, где смеются над моей прической, выговором, одеждой. Что я тебе сделала? Почему тебе можно делать все, что захочется, а я должна делать так, как ты скажешь?

Я думала, Радха уже простила меня за то, что я не взяла ее во дворец. Ведь теперь у нее есть платья по последней бомбейской моде. Красивая стрижка. Она учится танцевать европейские танцы и устраивать чаепития в английском стиле на восемь персон – чему я, разумеется, ее научить нипочем не сумела бы.

Заметив мою оторопь, Радха вскочила с кресла, плюхнулась на диван и схватила меня за руки. Ладошки у нее были влажные от слез.

– Джиджи, разве ты не хотела бы для меня такого мужа, как Рави? Он красив, как кинозвезда. Образован. Талантлив. – Она словно перечисляла все те качества, о которых я упомянула, когда предложила Парвати невесту для Рави.

Какая же ты идиотка, хотелось крикнуть мне, но вместо этого я произнесла негромко:

– Парвати Сингх в жизни не допустит, чтобы ее сын женился на тебе. Она вообще не позволит ему жениться, пока он не окончит университет.

Радха крепче сжала мои руки.

– Тетя говорит, что любовь расцветает там, где и не ждали. – Она повернулась к Канте: – Разве мистер Рочестер не влюбился в Джейн Эйр, хотя у нее не было денег? А леди Чаттерлей? Уж какая богатая, а выбрала бедного егеря. Да вы и сами, тетя, вышли за Ману по любви, а не по расчету. Почему же вы не верите, что мы с Рави тоже можем пожениться по любви?

Канта поморщилась, закрыла глаза.

– Хаи Рам!

Я вздохнула.

– Потому что Парвати Сингх не разрешит сыну жениться по любви.

Радха отбросила мои руки. В ее голосе кипела ярость.