учеником заключалась в их несогласии относительно гуру-таттвы (учения о гуру). Навадвипа Дас утверждал, что гуру — высшая таттва, что он является совместным воплощением Шри Гаурунги и Шри Нитьянанды. Для него служение гуру означало служение всем, а повторение имени гуру — повторение всех других имён. Бабаджи Махашая считал, что гуру-таттва без сомнения едина с бхагавата-таттвой, но на практике необходимо отличать одну от другой. Как в случае со всем другим мы должны отличать объект, воспринимаем чувствами, от его таттвы, это значит понимать объект, как он есть. Если мы не будем поступать таким образом, то придём к либертарианизму[238] и к полному пренебрежению священных писаний. Гуру-таттва — самая трудная для понимания. Человек может поклоняться гуру-таттве и испытывать от этого удовлетворение в соответствии с его собственной бхавой, но он не должен проповедовать подобным образом другим. Предпочтительнее, практикуя садхту, относиться к гуру, как к сведущему руководителю, чем как к Бхагавану.

Навадвипа Дас говорил, что если расценивать гуру в качестве средства для достижения цели и поклоняться ему только до тех пор, пока цель не достигнута, это не будет гуру-бхакти в прямом смысле этого слова. В ответ на это Бабаджи Махашая сказал, что поскольку он никогда не отвергал единства гуру-таттвы и бхагавата-таттвы, то не может порицать тех, кто поклоняются гуру как Богу, но настаивает, что принимаемый вид поклонения должен соответствовать адхикаре или способностям преданного. Если он в присутствии гуру со всей искренностью чувствует, что находится перед Богом, он может ему поклоняться таким образом. Но он не должен проповедовать, чтобы другие поступали также, потому что в эту Кали-югу у людей обычно не достаёт веры.

Короче говоря, Навадвипа Дас хотел действовать и проповедовать свободно согласно его убеждению и реализации, что Бабаджи Махашая является совместным воплощением Гаура-Нитая, как Махапрабху был воплощением Кришны и Радхарани, а Нитай — Баларамы и Ананга Манджари. Но Бабаджи Махашая категорически не давал согласия.

Эти различия между ними возникло не в одночасье. Это очевидно из следующего факта: однажды Бабаджи Махашая, находясь в саду Прасанна Бабу, стал плакать, подобно ребёнку. Когда его спутники спросили Бабаджи, что с ним случилось, он ответил: «Своеволие, из-за которого я отверг Сурендру, Бхавендру и Девендру, опять пустило корни. Когда я вспоминаю их, моё сердце разрывается на части. Каждый из них был источником безграничной энергии. Мои теперешние спутники не идут ни в какое сравнение с ними».

Бабаджи Махашая часто говорил о Сурендре, Бхавендре и Девендре, от которых он отказался из-за их особого упрямства, выказанного сейчас Навадвипой Дасом. Спутники Бабаджи Махашая иногда упрашивали его, а иногда — Навадвипа Даса, разрешить это разногласие и относиться друг к другу как прежде. Бабаджи отвечал: «Что я могу поделать? Навадвипа, кто всегда находил удовлетворение в моём счастье, сейчас начал искать своё собственное. Он будет очень доволен, если выставит меня перед всем миром как инкарнацию. Разве это тот самый старый друг Навадвипа?»

Навадвипа Дас ответил: «Я не в силах ничего предпринять. Баба Махашая, кого я называл дада (старшим братом), кто был добрый и благожелательный, любящий и любимый, как дада, и кто был всегда весёлым и очаровательным, как ребёнок, сейчас стал таким неумолимым, важным и формальным по отношению ко мне. Неужели это тот же самый давно любимый дада?»

Однажды Нитьясварупа, Рама Дас, Лалита Сакхи, Пулин Бабу и другие преданные решили обратиться к Бабаджи с особой просьбой разрешить этот конфликт. Они выбрали Рама Даса в роли выразителя их интересов. Рама Дас на это ответил: «Если вы хотите, чтобы я говорил с ним. Я могу сказать только песней». Всем понравилась идея Рама Даса. Около семи часов вечера они вошли в комнату Бабаджи Махашая, закрыли дверь изнутри и, поклонившись, сели вокруг него. На некоторое время воцарилась тишина. Затем Рама Дас начал петь горестным и печальным голосом:

«Разве Нава[239] тебе больше никто, Чаран[240],

Столь дорогой твоему сердцу и душе прежде?

Почему ты сейчас так холоден и жесток к нему?

Он живёт далеко, а ты живёшь здесь.

Мы плачем и плачем, видя вас всё время

Такими жестокими и неумолимыми.

О когда, о когда мы увидим снова

Улыбку на лице твоего дорогого Навы?»

У Рама Даса во время пения от эмоций перехватило дыхание. Слёзы заструились по его щекам. Все присутствующие также всхлипывали, утирая заплаканные глаза. Рама Дас упал к стопам Бабаджи Махашая и омыл их слезами. Бабаджи Махашая растрогался до глубины души и, заплакав, произнёс прерывающимся голосом: «Хорошо, что я должен сделать?»

Пулин Бабу сказал: «Если Вы согласны, я могу позвать Навадвипа Даса».

— Где он сейчас?

— В моём доме.

— Но это так далеко.

— Я могу нанять рикшу и привести его сюда очень быстро.

— Поступайте, как сочтёте нужным.

Пулин Бабу и Нитьясварупа поехали за Навадвипой Дасом. Но тот отказался ехать к Бабаджи Махашая. Однако через какое-то время, уступая их настойчивым просьбам, согласился: «Хорошо, я поеду. Но результат будет противоположный».

Рама Дас и другие преданный радовались при мысли, что после стольких многих дней разлуки две родственные души встретятся, и их сердца затанцевали от восторга, когда появился Навадвипа Дас в сопровождении Пулина, Нитьясварупы и Кунджа Даса. Как только Навадвипа Дас вошёл в комнату Бабаджи Махашая, то сразу поклонился ему. Бабаджи Махашая также ответил поклоном. Какое-то время они молчали. Другие, смотрели на них, переводя взгляды с одного на другого. Ни у кого не хватало смелости что-нибудь сказать. Спустя некоторое время Бабаджи Махашая нарушил молчание, обратившись к Навадвипе Дасу: «У тебя есть что-нибудь сказать мне?»

Навадвипа Дас ответил: «Нет, в твоём настоящем состоянии, когда другой Бабаджи овладел твоим телом. У меня нет ничего общего с тобой в этой бхаве. Я полностью и навсегда отдал себя в распоряжение тебе как моему любящему и улыбающемуся дада. Я скажу то, что должен сказать, когда он вновь проявится в тебе».

— Я не знаю ничего о моём сегодняшнем состоянии. Я только хочу узнать, хочешь ли ты сейчас что-нибудь мне сказать.

— Мне нечего говорить тебе прямо сейчас. Но милостиво благослови меня, чтобы моя преданность к тебе как к моему давнишнему дада, чьим стопам я предался навеки, оставалась твёрдой как прежде.

Бабаджи Махашая взглянул на Рама Даса, Пулина, Нитьясварупу и других и спросил: «Скажите мне сейчас, что я должен сделать?» Все преданные затруднялись что-либо ответить. Они переглядывались, но не могли найти слов.