Шрифт:
Закладка:
Но когда говоришь обо всем этом с Ричардом, не возникает ощущения, что существует какой-то черный список. Он прекрасно понимает, почему люди обращаются к таким специалистам.
– Люди могут снять груз с души и почувствовать себя лучше, – говорит он. – Они соприкасаются с чем-то особенным и загадочным. Какой-то смысл в этом есть, правда? – Я с энтузиазмом киваю. – Хотя на самом деле им нужен опытный психотерапевт, – заканчивает он.
Среди экстрасенсов и медиумов есть те, кто однозначно причиняет вред, а не помогает людям. Я спрашиваю Ричарда о них: нет ли среди австралийских специалистов своей Сильвии Браун?
– Для начала, верить во всякую чепуху и слушать советы неквалифицированных людей – само по себе вредно. Медицинские интуиты могут, конечно, дать человеку почувствовать свою значимость и облегчить его состояние, но тогда он, возможно, не сумеет вовремя диагностировать рак легкого.
Затем мы переходим к острым вопросам. Я хочу узнать, кто его враги.
Он рассказывает историю, которая случилась на фестивале Mind Body Spirit, где он обратился к нескольким экстрасенсам и показал им свой чек.
– Я был вежлив и доброжелателен, – говорит он, добавляя, что не слишком настаивал на их участии в конкурсе. Когда он пришел на фестиваль на следующий день, эти экстрасенсы вызвали охрану, «едва завидев, что я приближаюсь».
Теперь он относится к этому философски.
– Все дело в том, что никто никогда не подвергал сомнению то, что они делают на этом фестивале. Они закоснели в своей системе убеждений, я для них – классический еретик, посланник дьявола. Реакция была неадекватная.
Этот инцидент описан в мартовском выпуске журнала The Skeptic за 2017 год, и в заметке название мероприятия иронично заменено на Mind Body Wallet.[11]
В статье упоминается, что на фестивале можно «приобрести множество лекарств от несуществующих болезней». А еще там описан конфликт между одним из участников и Ричардом Сондерсом и его коллегой-скептиком Иэном Брайсом.
– Вы называете меня грязным лжецом? – вопрошает экстрасенс.
Он набрасывается с ответными обвинениями на Иэна, возникает суматоха, собираются зеваки.
– Мы ведь к вам не лезем! – звучит убийственный аргумент. На скептиков наседают. Кто-то вызывает охрану.
Кто сказал, что у верующих монополия на лучшие истории об экстрасенсах? Вот настоящая драма, случившаяся со скептиками. Я внемлю.
Появляется охранник, ссора улажена, и наши скептики продолжают осмотр фестиваля. Но на них начинают жаловаться другие участники. «Мы заметили, что за нами повсюду следует охрана», – пишет Ричард. Список жалоб все увеличивался, и в конце концов охранник объявил, что они «не могут ходить повсюду и допрашивать людей». Подобная попытка цензуры создает опасный прецедент. Иэн тогда ответил охраннику:
– Многие участники продают вещи, которые не работают, и зарабатывают деньги на обмане. Это мошенничество, и выгонять отсюда нужно их, а не нас. Мы просто задаем вопросы, пытаясь докопаться до правды.
Затем состоялась беседа с начальником охраны и менеджером, после чего скептикам было предложено уйти «по-тихому». Думаю, это было все равно, как если бы они ввалились в церковь и начали ехидничать по поводу проповеди: скорее всего, их попросили бы уйти.
С другой стороны, иногда у Ричарда вызывают подозрение совершенно противоположные качества – доброжелательность и обаяние, свойственные многим экстрасенсам.
– Опытный скептик должен остерегаться таких вещей: лести, лицемерия, ласковых слов, – объясняет он.
Мы оба получаем удовольствие от невольной аллитерации, которой он увенчал предложение. С ним такое случается.
– Мы, редакция и авторы The Skeptics, больше всего ненавидим шулеров, шельмецов и шарлатанов… О! Шулеры, шельмецы и шарлатаны – нужно запомнить!
К медиумам он особенно нетерпим.
– Если ты слышишь голоса, то либо ты врешь, либо тебе надо к психиатру, – заявляет он, намекая на шизофрению.
Я рассказываю ему, как Шарина Стар, сидя на том же самом стуле, «прочитала» всех посетителей кафе просто для моего развлечения, используя для этого вполне приземленные навыки вроде наблюдательности и толкования языка тела. Мне она показалась вполне убедительной.
– А вы проверили ее утверждения, опросив всех, кто здесь находился? – уточнил он.
– Нет, – признаюсь я, чувствуя себя как школьник, не сделавший домашку.
– Значит, она могла наговорить все что душе угодно, – возражает он. – А тому, кто верит в экстрасенсов, показалось бы, что она получает все эти знания из потустороннего мира.
Мы делаем по глотку кофе.
– Помимо мошенников и заблуждающихся есть еще третий тип экстрасенсов, – рассказывает Ричард. – Это гибрид: они искренне верят, что обладают сверхъестественными способностями, – и при этом рады обманывать людей.
Ричарда часто приглашают на телевидение, где принят классический подход с перечислением «за» и «против» по любому вопросу, и, как ни удивительно, обращаются с ним как со страшным чудищем.
– Они практически всегда довольно лояльны к экстрасенсам и максимально настроены против меня. Поразительно! – удивляется Ричард.
Я спрашиваю, в чем, по его мнению, причина.
– Отчасти в том, что меня считают своего рода диверсантом, задирой, циником и пессимистом, неспособным открыть свой ум и сердце.
Но, может быть, отчасти дело во внешности:
– Типичный экстрасенс – женщина, как правило от 40 до 60, ее гардероб полон одежды приятных тонов, она кажется по-матерински великодушной, ее призвание – помогать людям пережить тяжелые времена. Меня же интересует одно: действительно ли она делает то, о чем говорит.
Отсюда и его репутация задиры, хотя на задиру он не похож: очки с толстыми линзами и добрая улыбка.
Я спрашиваю Ричарда, как он пришел к скептицизму. В ответ он рассказывает, что в детстве и юности его завораживали фокусники, он вырос примерно в то время, когда к Ури Геллеру пришла известность. И тут он берет с блюдца ложку. Ричард говорит мне, что может согнуть ее, как и Геллер. Он начинает потирать ложку, и кажется, будто она поддается.
– Ну что, убедились? – спрашивает он.
Я послушно киваю, но по выражению лица наверняка заметно, что я озадачен. Не согнутой ложкой, а тем, какой неожиданный поворот принимает это интервью.
– Кажется, и правда согнулась – что это за фокус? – спрашиваю я.
– Фокус?! – притворно возмущается он. – Какой еще фокус? Я делаю это силой мысли. Как вы смеете сомневаться?!
Я нервно улыбаюсь. А потом слышу: хрясь! Ручка ложки отламывается и, отскочив от блюдца, прилетает ко мне на колени. Я медленно поднимаю ее и возвращаю Ричарду.
– Спасибо, – говорит он.
– Эээ… не за что, –
