Паша уныло посмотрел в окно. Полоса деревьев то отдалялась, обнажая поросшие кривыми кустами равнины, то прижималась к автобусу, ловко касаясь ветками стекол. Весь путь от Якутска картинка не менялась и за полтора часа успела порядком надоесть – порой казалось, что снаружи крутят один и тот же фильм с блеклыми кадрами природы. Хоть бы холмик какой показался…

Вид особенно удручал еще и потому, что для Паши это было чуть ли не первое в его жизни путешествие. Он даже на юге никогда не бывал, ни в Сочи, ни в Крыму. Как-то не получилось. В Москву-то впервые выбрался пару лет назад. Все дома да дома. Поэтому и обрадовался так, когда Михаил Петрович позвал его с собой на раскопки, да не куда-нибудь, а сразу в Якутию. Это ведь на самолете сначала несколько часов, потом еще на машине – места для него совершенно новые, не истоптанные, совсем другой мир, можно сказать. Так он сначала подумал, но теперь отчаянно ждал, когда же эта дорога закончится. Все это утомляло: аэропорт, забеги с чемоданом, спешка на регистрацию, полет, который первые минут двадцать поражал, но быстро превращался в скуку. Потом опять аэропорт, спешка, этот раздолбанный красный пазик…

И вот еще природа, почти такая же, как и у него дома. Столько времени прошло в пути, а такое ощущение, что и не уезжал никуда.

Михаил Петрович дремал в середине салона, уткнувшись лысеющей макушкой в стекло. Его чемодан Паша пристроил к своему и сейчас неловко придерживал ногой, чтобы не улетел на очередном повороте.

Автобус набился битком. Вообще-то им обещали отдельный трансфер, но, как всегда, что-то пошло не так: то ли машина сломалась, то ли водила запил, то ли просто звезды не сошлись. Повезло еще, что их подхватила «развозка» одного из местных рабочих поселков – прямо до места не докинет, потом придется немного пройти пешком, но лучше уж так, чем терять целый день.

Мужички в салоне болтали о своем: о работе, детях, рыбалке. Иногда откуда-то спереди доносился раскатистый смех, но Паша не мог разглядеть, кто же это там такой громкий. Пахло прогретой на солнце кожей сидений, потом и дизелем.

– Далеко нам?

Собственный голос потонул в шуме от разговоров рабочих, но Карартынян уловил.

– Когда приедем, станет близко, – буркнул Эдик и зевнул, стараясь выглядеть расслабленно, но чуть не прикусил язык на еще одной дорожной кочке. – Да етить твою… Всю душу вытрясет, сволочь.

Карартынян картинно потряс кулаком в сторону водителя. В исполнении щуплого, тощего и вообще всего какого-то сухого Эдика это выглядело совсем не угрожающе, а даже потешно. Их лингвист-палеограф всегда казался Пашке забавным: мелкий, суетливый, а лицом чем-то на хорька похож – хитрющее и вытянутое, только нос великоват. Но окружающих он часто раздражал – как раз именно потому, что постоянно язвил и вечно куда-то торопился. А еще считал себя шибко важным для института, что многих бесило. Впрочем, по мнению Паши, это было если не чистой правдой, то недалеко от истины – лингвистов такого уровня днем с огнем не сыщешь. Эдик, похоже, видел в Пашкиных глазах это признание, так что относился к нему чуть ли не по-дружески, что для Карартыняна явление необычное.

– Ты хоть знаешь, где нам вываливаться? – спросил Пашка, поглядывая на Михаила Петровича – тот постепенно сползал по стеклу все ниже.

– Не ссы, студент. Не проедем.

До нужного им поворота тащились еще добрых полчаса. Выгружались долго – пока пробились через стену мужиков, пока вытащили чемоданы. Михаил Петрович проснулся на удивление бодрым и шустро выбрался на свежий воздух. Когда пазик, напоследок обдав их компанию облаком выхлопа, упрыгал дальше, Пашкин профессор протер очки краешком рубахи и торжественно заявил:

– Ну, друзья-товарищи, вот мы и на месте! С чем вас и поздравляю!

Пашка улыбнулся, забрасывая рюкзак за спину и перехватывая поудобнее ручку чемодана. Карартынян хмуро осмотрелся по сторонам и хмыкнул:

– Рано поздравляешь, Петрович, – ни одного бара или борделя на горизонте. И чего прилетели?

– Вот сделаешь работу – будут тебе и бары, и бордели, и завтрак в постель. А пока пошли, затекло уже все.

Миновав указатель с названием поселка, все трое побрели по разбитой в хлам дороге. Это даже хорошо, подумалось Паше, что до места их не довезли – по таким буеракам уж лучше пешком. И так внутри все до сих пор побаливало.

Июльское солнце нещадно палило, спина под рюкзаком вся вымокла до нитки, а Михаил Петрович постоянно протирал блестящую лысину платочком. Деревья по обочинам – в основном лиственницы и березки – тени почти не давали, так что прятаться было негде.

Стоило отойти подальше от развилки, как их накрыла комариная туча. Пашка сначала пытался отбиваться, но быстро плюнул.

– Кстати, вы в курсе, – сказал Карартынян между делом, шлепая очередного комара на щеке, – что по местной мифологии этих тварей создал эвенкийский бог-говнюк? Вот это я понимаю – злодейство, не то что у некоторых. Ух, паскуды!

– Это ничего, – отозвался Михаил Петрович. – У меня там в сумке где-то средство от них валяется. Три баллона. Взять вот не забыл, но нет чтоб наверх куда положить! Как придем, разместимся, там и достану. Ты как, Паш? Нормально? Дотащишься?

– Да я-то что, чего со мной будет.

На дорогу Пашка почти не смотрел, машинально топал за профессором, позади пыхтел и ругался себе под нос Эдик. Внутри, несмотря на жару, комаров и усталость, разгорался огонек предвкушения.

Он всегда мечтал стать археологом. Хотя нет, сначала палеонтологом – когда насмотрелся фильмов про динозавров, а потом клянчил у мамы с папой пачки энциклопедий. Но это быстро прошло, а затем появилась археология – смешно признать, но после Харрисона Форда и его Индианы Джонса. Мечта не отпустила даже после школы, что странно, ведь детские фантазии обычно и остаются где-то там, в детстве. В его родном городе на археологов не учили, пришлось ехать в областной центр – там поступил на исторический, а затем уж выбрал специальность. Понятно, что поисков древних артефактов, исследования жутких гробниц, борьбы со злыми нацистами и прочих приключений Паша больше не ждал, но древность все равно манила.

Хотя реальность разочаровала. За пять лет учебы, практику и два года работы в институте он повидал столько раскопок, что давно сбился со счета. Разведка, шурфы, замеры, сетка, съемка – все это прочно въелось в мозг. Рутина. Он объездил всю область и часть