Шрифт:
Закладка:
Механизм МСП можно использовать для изучения других сценариев. Например, если постепенно повышать относительную заработную плату (скажем, в течение двадцати лет), то «бурные двадцатые» никуда не денутся, зато резкого обнищания элиты удастся избежать.
Возможно, самый важный вывод из модели МСП заключается в том, что уже слишком поздно предотвращать нынешний кризис. Зато мы можем уберечься от следующего периода социального упадка – во второй половине двадцать первого столетия, – если в ближайшее время примем меры по повышению относительной заработной платы до равновесного уровня (тем самым остановив перепроизводство элиты) и сохранению ее на этом уровне.
Революционная ситуация в Америке
Модель МСП дает нам общее представление о наборе возможных траекторий, по которым Америка может пойти в 2020-х годах и далее. Модель довольно абстрактна и следует таким агрегированным переменным, как обнищание масс, излишек претендентов на элиту и радикализация. Давайте теперь ее «приземлим» и посмотрим, какие выводы можно сделать о динамике власти соперничающих групп интересов в Соединенных Штатах Америки. Для этого понадобится интегрировать теоретические выводы модели с гораздо более конкретным структурно-динамическим анализом современного американского общества.
Как мы узнали в главе 5, американский правящий класс представляет собой коалицию самых богатых людей (1 процент) и обладателей высших степеней (10 процентов). Не все члены этих групп принимают активное участие в управлении страной. Многие богатые люди («однопроцентники») просто наслаждаются своим богатством и статусом членов высшего социального класса («праздного класса»[61]). Что касается обладателей ученых степеней, правые комментаторы любят указывать на пагубное влияние «либеральных профессоров», но на самом деле 99 процентов из них не оказывают на общество ни малейшего влияния. Штатный профессор в хорошем университете, скорее всего, войдет в означенные 10 процентов к моменту выхода на пенсию. Большинство же изучает всякую всячину вроде акульих паразитов и систематики мохообразных (поздравляю, если вы знаете, что такое мохообразные), то есть углубляется в малопонятные темы, никак не связанные с политикой и властью. Ученики этих профессоров забывают большую часть полученных знаний уже через месяц после выпускного экзамена. Разумеется, большая часть дипломированных личностей не входит в наши 10 процентов. Вспомните тех обладателей юридических дипломов из нижней части бимодального распределения. Активная часть правящей коалиции – генеральные директора и члены советов директоров крупных корпораций (такие, как Энди), крупные инвесторы, корпоративные юристы (тот же отец Джейн), высшие выборные должностные лица и бюрократы, а также члены сетей планирования политики – вот те, кто правит.
В главе 5 обсуждалось, как именно этот правящий класс обзавелся сетью взаимосвязанных институтов, которые позволили ему действовать в качестве (разумно) сплоченной и солидарной группы. Он преодолел разногласия эпохи «Нового курса» и привел страну через Вторую мировую и холодную войны к статусу сверхдержавы. Он также предпринял ряд реформ, обеспечивших относительно справедливое распределение доходов от экономического роста, что привело к беспрецедентному – в истории эволюции человеческого вида – общему процветанию. В 1960-е годы правящие элиты добились значительных успехов в преодолении величайшего источника неравенства в американском обществе, проистекающего из истории рабства и расизма. Но после 1980 года общественное настроение сместилось от широкого сотрудничества и долгосрочных целей к краткосрочным, узкокорыстным интересам. «Насосу богатства» позволяли работать все более бешеными темпами.
Переток богатства от работников к экономической элите увеличивал численность последней и привел к перепроизводству элиты, что обернулось усилением внутриэлитной конкуренции и конфликтами, которые начали подрывать единство и сплоченность правящей коалиции. В своей книге 2013 года «Разрушение американской корпоративной элиты» Марк Мизручи отмечает, что корпоративная элита (высшее руководство и директора компаний из списка «Форчун 500»), которая в послевоенную эпоху была единой, умеренной и прагматичной, стала за последние десятилетия изрядно фрагментированной. Экономические лидеры ныне куда радикальнее, они менее склонны вносить вклад в общее благо, что во многом и спровоцировало «текущий кризис американской демократии и явилось основной причиной затруднительного положения, в котором оказались США в двадцать первом столетии».
Одним из все более явных признаков поляризации бизнес-сообщества выступает рост числа благотворительных фондов, продвигающих крайние идеологические программы. На одном конце спектра находятся ультраконсервативные фонды – организации Чарльза Коха, семьи Мерсер, Сары Скейф и прочих. Домхофф называет их «сетью политических препятствий». В отличие от основных аналитических центров, которые разрабатывают политические предложения и помогают проходить законотворческий процесс, цель сети политических препятствий состоит в том, чтобы «нападать на все правительственные программы и подвергать сомнению мотивы всех правительственных чиновников». Один из примеров Домхоффа, описанный довольно подробно, – это организации, отрицающие необходимость борьбы с изменениями климата, скажем, Институт Хартленда; они стремятся посеять сомнения в научной обоснованности рассуждений об изменениях климата и подорвать формирующийся консенсус относительно роли ископаемых видов топлива в глобальном потеплении и увеличении числа случаев экстремальных погодных условий (к примеру, ураганов пятой категории). Другой пример – создание и распространение мема «налог на смерть» (см. главу 5). В конечном счете сеть политических препятствий способствует снижению доверия к государственным институтам и социальному сотрудничеству в американском обществе.
Назначение судей Верховного суда и других федеральных судей стало еще одним полем битвы для «радикальных миллиардеров». На протяжении десятилетий ультраконсервативные фонды вкладывали миллионы долларов в Общество федералистов, которое «коренным образом изменило федеральную судебную систему, обучив сотни судей, назначенных на должности в федеральной судебной системе»210211. Совсем недавно Джордж Сорос пожертвовал почти 20 миллионов долларов на финансирование десятков прогрессивных кандидатов на должности окружных прокуроров по всей Америке212. С 2017 года калифорнийская организация «Смарт джастис», финансируемая четырьмя богачами из Северной Калифорнии, направила десятки миллионов долларов на поддержку голосований в рамках уголовного правосудия и на выдвижение «правильных» кандидатов; благодаря этим средствам были избраны окружные прокуроры-реформисты Джордж Гаскон (Лос-Анджелес) и Чеса Будин (Сан-Франциско) 213. После протестов движения «Black Lives Matter»[62] 2020 года окружных прокуроров-реформистов выбрали еще в нескольких других крупных городах. Но непреднамеренным последствием этого шага стало ожесточение противостояния между прогрессивными окружными прокурорами и консервативными полицейскими управлениями. Опять-таки, благонамеренные инициативы богатых филантропов ведут к дальнейшей поляризации общества и подрывают общественное сотрудничество. (Как и прежде, это не оценочное суждение по поводу относительной ценности той или иной инициативы, а анализ их системного воздействия.)
Возвращаясь к книге Мизручи, отмечу: он делает вывод, что корпоративная элита, «истощая казну и накапливая огромные ресурсы для себя», «ведет нас к судьбе более ранних Римской, Голландской и Габсбургской империй… Нашей элите давно пора проявить некоторую просвещенную личную заинтересованность в настоящем». Вроде бы все верно, да? Но Мизручи в целом преувеличивает степень, в которой сегодняшняя корпоративная элита стала «неэффективной группой, не желающей решать важные проблемы, несмотря на свое беспрецедентное богатство и политическое влияние». Наоборот, несмотря на идеологические «трещины», о которых говорилось