Шрифт:
Закладка:
— Едва узнала я тебя… арру, арру… едва узнала я тебя… арру, арру… — Джиневра сидела вполоборота у зеркала, водя расческой по волосам, и мурлыкала невесть откуда привязавшуюся песенку. Древняя мелодия, нежная и отчаянная, так и крутилась в голове. Джиневра на миг нахмурилась, вспоминая — а, да, на благотворительном базаре ее играли сегодня. Она перекинула волосы с одного плеча на другое, с наслаждением соскальзывая в монотонный ритм движений и музыки. — Зачем ушел ты на войну, зачем ты бросил меня одну, мой милый Джонни, арру, арру… едва я тебя узнала…
Мелодия вилась. В узких створках зеркала отражалась лампа, тяжелое золото волос, белое ночное платье, алый шелк, накинутый на плечи.
— Королева! Моя королева!
Джиневра вздрогнула, оборачиваясь.
Посреди комнаты стоял Ланс.
Босой, в каком-то кожаном переднике вместо одежды, с ног до головы разрисованный синими, красными и белыми полосами и кольцами. Грудь у него ходила ходуном, будто он бежал, и от этого движения узоры шевелились и трескались. Это походило на сцену из дурного спектакля. Или сна.
Ланс сделал шаг вперед и почти рухнул к ее ногам.
— Вы же позволите мне умереть за вас? Позволите?
Ланс обхватил ее колени и поднял вверх измученное лицо.
По скулам вверх у него шли цветные полосы — грим? краска? глина? — это было нелепо и страшно, а сквозь цветную маску смотрели светлые, совершенно безумные глаза. Джиневра оцепенела.
— Все должно быть правильно, — выдохнул Ланс. — В этот раз все должно быть правильно!
Нужно было что-то ответить. Мысли метались, как вспугнутая стая. Откуда он; почему в таком виде; позвать Артура; ни в коем случае не звать Артура; Ланс сумасшедший? он опасен? что он хочет? Светлые глаза, темные от зрачков, умоляющее лицо; хриплое дыхание; горячие пальцы, комкающие шелк…
С каждой истекающей секундой отчаяние на лице Ланса становилось все сильнее.
Он отстранился и медленно поднес руку к шее.
— Я… — он судорожно вздохнул, будто ему не хватало воздуха, — понимаю… я… недостоин.
Прекрати, захотелось крикнуть Джиневре. Прекрати немедленно!
Ланс отступил к стене — так, будто пытался с ней слиться, и вдруг обмяк и соскользнул вниз. Как сброшенная одежда.
Джиневра остро ощутила, что осталась одна.
Она замерла, как во сне, когда хочешь, но не можешь двинуться с места. Надо было вызвать врача, или позвать на помощь, или хотя бы придумать, как она будет объяснять происходящее, но она поняла, что боится подойти к лежащему.
Из воздуха шагнул Мерлин, черный и скособоченный, окинул беглым взглядом комнату и быстро присел перед Лансом, проверяя артерию. Колдун что-то неразборчиво прошипел.
— Его должно было выплеснуть сюда полностью. Такой сильный якорь… — Он выпрямился. — Вы что-нибудь ему сказали?
Джиневра с усилием отняла взгляд от Ланса, простертого на полу.
— Нет… ничего…
Мерлин посмотрел на нее, вздохнул, отошел к столу, вернулся и сунул Джиневре стакан с водой.
— Сядьте, Ваше Величество.
Стакан напомнил ей старый случай.
— Я… сплю? — медленно спросила Джиневра.
Колдун покачал головой:
— К сожалению, нет, Ваше Величество.
— Что… с ним? — выговорить имя Ланса у нее почему-то не вышло.
— Его тело здесь. Его дух… — Колдун неопределенно дернул плечом.
— Почему он… такой?
— Это церемониальный наряд Сына Солнца. Ланс осознает себя… именно таким. Он что-нибудь сказал?
Джиневра потерла висок:
— Что-то про «все должно быть правильно».
Колдун вздохнул:
— Понятно, — он помедлил. — Ланс боготворит вас, Ваше Величество. В буквальном смысле. Пожалуйста, имейте это в виду. Его божество отказывается принять его жертву… и его мир рушится.
— Лучше бы мне это снилось, — пробормотала Джиневра. Все зашло слишком далеко.
— Я думаю, — произнес Мерлин, медленно подбирая слова, — если Ваше Величество не будет упоминать о произошедшем, Ланселот легко убедит себя, что это ему померещилось. В Великих Пустошах, — колдун прищурился, — можно увидеть и не такое.
Джиневра резко подалась вперед и схватила колдуна за запястье:
— Артур не будет знать?
Колдун замешкался.
— Артур не должен знать! — горячим шепотом выпалила Джиневра.
— Почему? — спросил Мерлин.
Джиневра потеребила золотую цепочку на шее:
— Это… это человеческое.
Колдун посмотрел на нее долгим взглядом.
— Хорошо.
Он наклонился к Ланселоту и вздернул его на плечо, как тюк. Голова беспомощно мотнулась. Внутри у Джиневры что-то екнуло.
— Пожалуйста, откройте мне дверь, Ваше Величество, — ледяным голосом сказал Мерлин.
Мирддин волок Ланса по дворцовым коридорам и мрачно благословлял «вуаль». Впрочем, можно было бы не морочиться невидимостью, с его-то репутацией. Подумаешь, королевский советник опять тащит по коридору чей-то труп. Не первый раз…
Строго говоря, не совсем труп, но лансов дух отлетел в неведомы края, и это Мирддина чертовски беспокоило.
Он нашел лансовы комнаты, открыл дверь, сгрузил ношу на ближайшую горизонтальную поверхность и потер плечо. Его вдруг накрыло абсурдностью происходящего. Что я вообще тут делаю, подумал он. Как я вообще во всем этом увяз. Таскаюсь со смертными как кошка с салом.
Мирддин прошел в ванную и повернул кран. В чугунную эмалевую поверхность ударила белая струя. Он плеснул воды в лицо.
Капли поползли за шиворот. Он зажмурился.
— Во дворце всегда есть горячая вода, — сказал он вслух. — А под Кармартеном это роскошь. Ее качают из-под земли, и потом еще надо отдельно греть. А в Городе Солнца центральный водопровод вообще не изобрели. Такие дела.
— Это не наша вина. И не наша ответственность.
На краю ванны сидела Нимуэ, вопиюще неуместная в тесной комнате. От нее пахло ночью и холодным ветром. Сосновыми вершинами под луной. Высоким небом.
Мирддину вдруг до зубовного скрежета захотелось на Авалон обратно. Не разбираться в человеческих интригах и человеческих проблемах. Не пытаться собирать эту чертову мозаику, где трети деталей не хватает, а треть — вообще от другой картинки. Бросить все…
Вместо этого он одернул рукава и сказал:
— Ланса вынесло к Джиневре. Джиневра испугалась.
— Можно понять, — Нимуэ качнула босой стопой.
Мирддин помолчал.
— Он соскользнул в Пустоши обратно. Я не знаю, что делать, — наконец, признался он. — Все это уже было. Мы ходим по кругу. И лучше не становится.
Становилось, хуже, если честно. Будто какая-то воронка, которая с каждым витком захватывала все больше и больше.
— Может быть, самый лучший выход — это отпустить, — тихо сказала Нимуэ.
— Я не могу, — устало сказал Мирддин.
— Почему?
Он даже себе не мог это объяснить.
— Это человеческое.
Вместо ответа Нимуэ погладила его по плечу. Он прижал ее к себе и поцеловал в макушку.
— Иди домой, — наконец, сказал он. — А я еще один план попробую.
План был сомнительный. Больше всего Мирддину не нравилось, что теперь он мыслит в таких категориях. Он предпочел бы не понимать таких вещей.
С другой стороны, несомненным плюсом было то, что колдовать для этого не требовалось. Он не нарушал закона. Я не посягаю на свободу воли, пробормотал он. Да, хмыкнул внутри голос, подозрительно похожий на Эмриса Виллта. Ты всего лишь провоцируешь.
Мирддин подошел к черному телефону на столе и крутанул диск.
— Да? — ответил заспанный голос.
Я об этом пожалею, подумал Мирддин.
— Элли? — вежливо осведомился он. — Это Мерлин. Извините, что так поздно, но сэру Ланселоту нужна ваша помощь.
Не прошло и пятнадцати минут, как Элейна стояла на лансовом пороге, серьезная и взъерошенная, как воробей.
Увидев Ланса, она зажала рот ладонью и ахнула.
— Что с ним? — резко спросила она.
Мерлин сделал успокаивающий жест:
— С ним… почти все в порядке. Он без сознания. Но это довольно скоро пройдет.
Элейна кивнула, не отрывая взгляда от Ланса. Мирддин понадеялся, что избыток экзотики ее не отпугнет.
— Сэр Ланселот родился очень далеко отсюда, — задушевным голосом сказал Мирддин. — Он был лучшим воином своего города… а потом города не стало. Он хотел защитить его, но не смог. Ему очень тяжело вспоминать об этом. Это очень старая история, и очень печальная. Пожалуйста, не рассказывайте никому о ней, — и я ведь даже не вру, отстраненно подумал Мирддин.
— Клянусь, — твердым шепотом пообещала Элейна.
Мирддин подумал, что в этом на нее действительно можно положиться. Он вздохнул и продолжил тем же тоном сказочника:
— Король послал сэра Ланселота в заколдованные земли. Но они огромны, опасны, и странствия в них могут стоить человеку рассудка. Сэр Ланселот столкнулся с собственным прошлым, и сердце его не выдержало горя. Ему пришлось вернуться. Но вернулся он таким, каким запомнил себя в последний день
