— Черта с два. — Я медленно сажусь, проводя рукой по своим беспорядочным волосам. — Спасибо за заботу.

Она улыбается, шагая к ванной, пока цепь не дергает мою ногу в ее сторону. — Мне обещали ванну. — Она хмурится, глядя на то, как я все еще сижу на полу. — Я должна тащить твою задницу до самой ванны?

— Во что бы то ни стало, — я одариваю ее улыбкой, — давай, попробуй.

Она бросает свой рюкзак на пол и, свирепо глядя на меня, снимает повязку с лица. Серебристые волосы выскальзывают из платка и падают на талию. Я прослеживаю их длину, прежде чем встретиться с ее пронзительным взглядом.

— Я ненавижу тебя, — просто говорит она.

Я моргаю. — Спасибо за напоминание.

— Я просто хочу прояснить это на случай, если случилось что-то, что заставило тебя думать иначе.

Я опускаю голову и качаю ею, глядя в пол. — Например, ты меня поцеловала?

— Просто для ясности, — она делает шаг ближе, обвиняюще тыча в меня пальцем, — ты меня поцеловал. — Пауза. — В первый раз.

— А потом ты поцеловала меня во второй раз, — говорю я, вставая и делая медленный шаг к ней, преодолевая пространство между нами одним движением. — И я думаю, что ты ненавидишь себя за то, что хочешь повторить это?

Она пренебрежительно фыркает, отворачиваясь от меня. — А с чего ты взял, что у меня есть желание повторить это?

Я пожимаю плечами. — Ты уже сделала это дважды. Так что посмотри на меня и скажи, что больше не будешь. — Она открывает рот, чтобы сделать именно это, но я прерываю ее, дернув за цепь, отчего она придвигается ближе. — Не стуча левой ногой.

Ее рот захлопывается. Я улыбаюсь, видя ее редкое замешательство. — Я не буду делать это с тобой, — хмыкает она, поворачиваясь к умывальной комнате. — Я хочу принять ванну.

Я все еще улыбаюсь, пока она ведет меня к гниющей двери, отделяющей нас от ванны внутри. Она поворачивается и тычет пальцем мне в грудь. — Ты останешься здесь. — Затем она открывает дверь, чтобы заглянуть за угол. — Цепь должна дотянуться, если ты сядешь за дверью.

— Как удачно. — За это я получаю быстрый удар в живот. Она заходит в умывальную, протаскивая цепь под дверью.

— Сядь, — приказывает она, бросая на меня строгий взгляд, прежде чем захлопнуть дверь. Я подчиняюсь и сажусь на искореженный дверной косяк, в спину мне упирается дерево.

Я стараюсь не обращать внимания на звук падающей на пол влажной одежды. Поэтому, как и подобает джентльмену, я обвожу рукой выемки в дереве, пытаясь занять свои мысли чем угодно, только не ею. Я останавливаюсь при звуке ее бормотания. — У тебя там все в порядке?

— Если не считать того, что я пытаюсь принять ванну с цепью на лодыжке? — Она продолжает бормотать, на мгновение отвлекаясь. — Мне придется вымыть эти штаны вместе с остальной частью меня, так как в ближайшее время они не снимутся. Кажется, у меня есть запасная рубашка в рюкзаке…..

Звук плещущейся воды и скрип труб заглушают ее слова. Должно быть, это единственный трактир во всем Доре с проточной водой. Может, это и вправду их лучшая гостиница.

Я слышу, как она плюхается в ванну, и тут же заношу ногу в умывальную комнату. Между нами воцаряется тишина, лишь изредка прерываемая журчанием воды. Я прислоняюсь головой к внутренней стороне дверной коробки, прислушиваясь к ее словам. — Я отсюда слышу, как ты стучишь зубами.

— Да, но вода не совсем т-теплая, — выдавливает она.

Я не обдумываю свои следующие слова, прежде чем спросить. — Почему ты снова нырнула в канализацию ради меня?

Я не вижу ее лица, но несложно представить, что оно, скорее всего, озарено удивлением. — Я… я не могла позволить себе забрать еще одну жизнь. — Ее голос становится мягче с каждым словом. — На моих руках достаточно крови.

— Может быть, на кончиках пальцев. Но не на руках, — ровно говорю я. — Трех жизней едва ли хватит, чтобы запятнать твою душу.

Мне ли не знать.

— Значит, ты нашел солдата в пустыне, — медленно произносит она.

— Нашел. Хотя, как мне показалось, он заслужил это.

Из-за двери доносится журчание воды. — Это то, что я постоянно говорю себе. Но это несправедливо, когда один решает, что его жизнь стоит больше, чем жизнь другого. — Я слышу ее дрожащий вздох. — И именно так я и поступила.

— Мне знакомо это чувство, — бормочу я.

Она молчит несколько медленных ударов сердца. — Я была на крыше, знаешь ли. Видела, как ты нашел Имперца, которого я убила.

У меня перехватывает дыхание.

Сглотнув, я пытаюсь сохранить голос ровным. — Правда? Тогда почему я все еще жив?

— Потому что… — Вздох. — Потому что ты хотел похоронить его ради меня. Так же, как ты сделал это с Сэйди во время первого Испытания. И когда ты стоял там на коленях, когда ты нес этого человека на плече ради меня, несмотря ни на что… — Она замолкает, прочищая горло. — Я просто не могла заставить себя метнуть нож.

Я не вижу ее лица, и какая-то робкая часть меня благодарна за это. — Ты могла бы освободиться от меня уже дважды. Ты ведь знаешь это, не так ли?

Голос у нее тихий. — Знаю.

— Ты жалеешь об этом?

Мой вопрос заставляет ее притихнуть на несколько секунд, прежде чем она шепчет: — Я пожалею об этом утром.

От звука моих слов, обращенных к ней в подземелье, на моих губах появляется легкая улыбка. Я закрываю глаза, довольствуясь тем, что между нами воцарилась тишина. Вскоре она уже стоит в ванне, оставляя меня слушать, как вода стекает с ее тела. — Не мог бы ты достать рубашку из моего рюкзака и бросить ее сюда?

Идея отказаться довольно заманчива, но вместо этого я тянусь к ее рюкзаку. Я уже очистил его от многочисленного оружия, которое она там спрятала, и он остался практически незанятым. Я роюсь, пока не нахожу тонкую серую рубашку, плотно обернутую вокруг потрепанного блокнота.

Вытащив и то, и другое, я разворачиваю завернутый дневник, прежде чем пролистать потрепанные страницы. — Что это за блокнот? — спрашиваю я, бросая рубашку в щель двери.

Она стоит прямо за дверью, ее тень стелется по полу рядом со мной. — Это дневник моего отца. В основном, он содержит работы и теории Целителя.

Я слышу боль в ее голосе, как бы она ни старалась ее скрыть. И ненавижу, что ее причиной являюсь