Шрифт:
Закладка:
Вера посмотрела на его шинель дорогого сукна, на то, как он кладёт ей на тарелку бутерброд с красной рыбой, сочащейся капельками соли, и не удержалась от любопытства:
— И что было потом? После затирухи?
— Вы имеете в виду, как я оказался в Петербурге? — Матвей пожал плечами. — Просто повезло. Можно сказать, выиграл удачу в лотерее. Дело в том, что моя тётушка, купчиха Беловодова, решила разыскать родственников, и единственной роднёй оказался я. — Он озорно взглянул на неё своими непостижимыми рысьими глазами. — Я в десять лет только читать научился и всё время норовил сбежать с занятий. Спрячусь от учителей в коровнике и сижу как мышь, чтоб не нашли. Всё мечтал перезимовать и наняться к кому-нибудь подпаском. Стадо пасти — дело привычное. Но тётушка Марфа меня перехитрила. — Он хмыкнул. — Положила мне плату за учёбу, целых десять копеек за урок, вот я и налёг на учебники. Сперва с трудом, а потом разогнался, как локомотив под горку, и учителя только и успевали мне новые задания давать.
— И много накопили денег? — бестактно спросила Вера. Хотела шутливо, а получилось глупо.
Но он не обиделся.
— Не знаю. Копилка так и стоит в имении на чёрный день. А тётушка Марфа у меня чудесная, умница. Представляете, она хотела, чтоб я поступил в коммерческое училище по купеческой линии, но, когда я сказал, что мечтаю стать инженером-путейцем, не стала препятствовать.
— А ваша мама?
— Мама… — По лицу Матвея пробежала тень. — Мама ушла в монастырь.
Он оборвал фразу, и Вера поняла, что непрошено вторглась на запретную территорию. Она перевела разговор на себя:
— А я ради Бестужевских курсов из дома через окно сбежала. Представляете? Страшно было! Ничего с собой не взяла, кроме саквояжа с самым необходимым. — Она запнулась и покраснела, вспомнив о паре панталон и ночной рубашке, составлявших весь её скромный багаж.
И то, о чём прежде думалось с горечью, рядом с Матвеем казалось забавным приключением, о котором можно рассказать вот так, между прочим, за чаем с бутербродами.
Её взгляд нечаянно соскользнул на часы в высоком деревянном корпусе. Боже мой! Вера вскочила и прижала руки к щекам:
— Опоздала! До урока осталось двадцать минут!
Матвей схватил её за руку:
— Это я виноват, бежим!
Он на ходу положил на стол деньги, и они выскочили на тротуар к ближайшей пролётке с тучным седым извозчиком на облучке.
— Гони! Доставишь спешно — заплачу вдвойне!
Пролётка тронулась, и Вера подумала, что ещё никогда не была такой счастливой, как нынче.
Бали, 2019 год
— А аура-то, аура! — всплеснула руками Элизабет. — Инна, она же у тебя совсем синяя, как баклажан!
На самом деле Элизабет звали Лиза, но она считала, что Элизабет больше подходит для экстрасенса, чем доморощенная Елизавета Сергеевна, да ещё Щекочихина. Высокая костистая Элизабет носила по три серьги в каждом ухе и имела татуировку пентаграммы на выбритом левом виске.
Элизабет велела Инне сесть на стул и делала пассы руками над её головой. Время от времени она щёлкала пальцами и отряхивала руки, словно счищала невидимые глазу комки грязи.
— Ужас какая аура! Я не представляю, как ты дышишь в таком плотном коконе. Тут не только голова кругом пойдёт, но и вообще все системы разрегулируются. Я на тебя столько энергии потратила, что хватит стиральную машинку включить. Чувствуешь, как аура очищается?
Инна не чувствовала, но обижать Элизабет не хотелось, и она из вежливости кивнула.
Элизабет приехала на Бали из Воркуты и поселилась в соседнем доме с мужем и тремя детьми мал мала меньше. Целыми днями её дети играли в патио и орали дурниной, а сама Элизабет с мужем сидели на веранде, уткнувшись в ноутбуки. По вечерам родители отправляли детей спать и семейно курили кальян, передавая трубку друг другу.
Инна особо с Элизабет не разговаривала, лишь иногда перекидывалась парой пустых фраз о погоде или ценах на продукты, поэтому удивилась, когда Элизабет напрямую спросила:
— Слушай, Инка, что ты маешься? Я прямо смотреть не могу, как ты целыми днями в гамаке сидишь мрачнее тучи. — Она округлила глаза: — Поверь моему слову, на тебя напустили крепкую порчу. Очень крепкую. Я такое насквозь вижу.
— У меня не порча, а денег нет, — призналась Инна. — Не дашь в долг?
— Тю, денег! — Зелёные глаза Элизабет сузились до щёлочек. — Значит, на тебя порчу на деньги навели. А порча на деньги очень прилипчивая, её сама нипочём не скинешь. Приклеится как банный лист, пока до полной беды не доведёт.
Инна почему-то обрадовалась. Может, и впрямь все её проблемы от порчи, с которой не смог справиться балийский колдун? В целом она понимала, что слушает глупости, но в глубине души вертелось спасительное «а вдруг», и она вцепилась в него, как больной в последний шанс к выздоровлению.
Элизабет почесала бритый висок:
— В долг денег не дам — сами с хлеба на квас перебиваемся, а порчу могу снять и возьму недорого.
— Да я тебе и крохи заплатить не могу. На мели сижу, — потухла Инна.
Она могла бы добавить, что уже неделю её из жалости подкармливают Денис с Сергеем, потому что те деньги, что приходили из России, сразу же расходились по долгам. Да ещё Леонид пропал из поля зрения: не звонил, не приходил, и вообще у Инны создалось впечатление, что он от неё прячется.
— Ладно, — сдалась Элизабет, — отдашь мне свои бусы, те, которые из оникса.
«И когда она успела бусы разглядеть?» — подумала Инна, но спорить не стала. Бусы так бусы. Она не жалела ничего из прежней жизни. После посещения колдуна воспоминания стали особенно навязчивыми и чёткими, их хотелось избыть вместе с вещами.
Элизабет то приближала ладони к лицу Инны, то удаляла, нашёптывая что-то свистящее и неразборчивое. Иногда она слегка касалась пальцами волос, и по лбу пробегал приятный тёплый ветерок.
— Вроде бы аура посветлела. Но тут одним сеансом не обойдёшься, — озабоченно вздохнула Элизабет и положила руку на плечо Инне. — Не вставай, сиди. Сейчас поработаем над финансами. Сейчас я покажу тебе, как надо делать денежный колодец. Запомни…
То, что наговорила Элизабет, напоминало действия Буратино, Лисы Алисы и Кота Базилио — зарыть деньги в землю, сказать «крекс-фекс-пекс» и ждать прибыли.
Тем не менее Инна послушно поставила вечером на подоконник стакан воды и положила в него одну
