Она закусила губу: что, смелости не хватает? Тогда замуж. Мысли кругами метались в голове от холодного к горячему, пока мало-помалу не стало оформляться решение дотянуть до двадцати одного года и уехать в Петербург на учёбу. Сбежать до совершеннолетия не получится: если поймают, то вернут родителям, а те имеют право объявить дочь сумасшедшей или насильно выдать замуж, что примерно одно и то же.

Мало-помалу мечта поступить на Бестужевские курсы обрастала плотью идей, превращаясь в реальность. Окончательно помог случай. Удача улыбнулась накануне совершеннолетия, когда Вера давала урок французского туповатой дочке купцов Щекочихиных. В середине занятия в комнату вплыла хозяйка Матрёна Васильевна. От её шёлкового платья в зелёные и жёлтые полосы рябило в глазах, на шее качалась крупная нитка жемчуга. Она поминутно обмахивалась веером и жеманно закатывала глаза.

— Вера, как вы посмотрите, если я попрошу вашу матушку отпустить вас с нами в Петербург? — Вера подняла на неё удивлённый взгляд, и Щекочихина зачастила: — Нет-нет, не в качестве гувернантки, конечно, а, скажем так, в виде наставницы нашей Машеньки. Нас с мужем в столице ждёт множество дел, а вы могли бы проводить время к обоюдному удовольствию, гулять по Невскому проспекту и любоваться городом, я даже оплачу вам посещение кондитерских и мелкие покупки. Вы очень нас выручили бы.

От возбуждения у Веры пересохло во рту, и, прежде чем ответить, она незаметно сглотнула.

— Матушка согласится, Матрёна Васильевна. Даже не сомневайтесь! Я сегодня же поставлю её в известность относительно вашего предложения и получу положительный ответ.

К своему ужасу, дома Вера застала полковника Ванькина с букетом цветов, и, не сняв пальто, кинулась в свою комнату.

— Вера, Вера, немедленно иди сюда! — закричала ей вслед мама. — Савелий Петрович оказал тебе честь…

Бессильно припав спиной к стене, Вера заткнула уши руками, и три последующих дня до отъезда провела в лихорадочном состоянии от страха, что её планы сорвутся.

Щекочихиным она сказала, что маменька согласна. Накануне отъезда Вера выкрала из запертой шкатулки свои документы, написала маме записку, что не вернётся, вылезла в окно и что есть мочи побежала на вокзал к отходящему в Санкт-Петербург поезду.

* * *

Пообедать сегодня не удалось, потому что денег оставалось в обрез. Да и ладно — вечером после занятий с учениками можно будет выпить чаю с ситным. Вера давно привыкла питаться раз в день, а утром наскоро пить горячий кипяток из бака в столовой общежития и бежать на курсы. Многие девушки так же, как она, перебивались с хлеба на квас, но никакие лишения не могли перечеркнуть то дивное чувство свободы и самостоятельности, от которого за спиной вырастали крылья.

Прямо с порога зимний ветер бросил в лицо пригоршню снега. Вера поёжилась, подумав, что сегодня снова вымочит башмаки и их придётся на ночь набивать газетами, чтоб хоть чуть-чуть подсушить. Тусклый свет фонарей едва расплавлял серые сумерки. Возвращаться придётся в густой темноте, мерзкой и слякотной.

Подняв воротник, Вера неуклюже наткнулась на прохожего и едва не упала. Вот растяпа!

— Вера Ивановна, я вас ждал! Вы после театра так быстро скрылись, что я не успел попросить о следующей встрече. Пришлось караулить.

— Матвей, это вы?

Не скажешь же ему, что убежала оттого, что постыдилась своего убогого платья и того, что в его присутствии мысли в голове путались и она не могла связать двух слов.

Матвей поддержал её под локоть и пошёл рядом, со стороны дороги, оберегая её от брызг с мостовой.

— Вера Ивановна, я хотел вас попросить, но не осмеливаюсь.

— Да? Отчего же? Я совсем не страшная.

— Давайте зайдём в чайную.

Она наконец нашла в себе силы взглянуть в его лицо, которое снилось ей несколько ночей подряд. Всё-таки невероятные у него глаза: тёплые, смешливые, словно в глубине зрачка тлеет уголёк от костра.

— В чайную? Но у меня через час урок, а мне ещё идти до Коломны.

— Обещаю, вы не опоздаете. Чайная за углом.

Она так растерялась, что не нашла сил сопротивляться и едва не задохнулась от тепла и запахов еды, когда оказалась за круглым столиком с белоснежной скатертью. Большинство чайных предназначалось для простого люда. Там всегда можно было выпить стакан чаю с сушками или взять ломоть тёплого хлеба с маслом, как говорится — дёшево и сердито.

Чайная, куда привёл её Матвей, была для чистой публики, при ресторане. Половой подлетел к ним мгновенно:

— Чего изволите? Рекомендую бутерброды с красной рыбкой, и утром завезли чудесную краковскую колбасу, свежайшую. Ежели желаете, есть пироги, только что из печи, ещё горяченькие.

Матвей вопросительно взглянул на Веру и, уловив её смятение, заказал сам:

— Давай бутерброды, и с рыбкой, и с колбасой, и пирогов с повидлом, а чай пусть заварят цветочный. Одна просьба: побыстрее, пожалуйся, мы торопимся.

Хотя от запаха еды и тепла у Веры закружилась голова, она заметила, что Матвей разговаривал с половым уважительно, как с равным. За соседними столиками сидели несколько человек. На стойке выстроился ряд сверкающих самоваров от большого, ведерного, до малого, размером с кошку. Половой принёс им малый самовар, поставил по чайной паре тонкостенного фарфора и блюдо с бутербродами восхитительного вида.

— Вера, вам с чем бутерброд?

Рука Матвея с серебряными щипчиками зависла над тарелкой.

— Наверное, с колбасой.

Вера постаралась не выдать, как голодна, но, наверное, у неё плохо получилось. Он улыбнулся:

— Я тоже начну с колбасы. Знаете, в первый раз я попробовал колбасу в десять лет.

Свежая булка с колбасой таяла на языке. Вера отхлебнула чаю и только потом спросила:

— Почему в десять? А до этого?

— До этого я пас коров с дядькой Панасом и мечтал, что, когда он заснёт, мне удастся нацедить себе в кружку немного молока. Мама клала мне в торбу жестяную кружку, и, хотя ничего не говорила, я догадывался зачем. — Он легко вздохнул. — Такие дела. Я ведь деревенский, из голытьбы. А самой вкусной едой для меня была затируха на яйце. — Он прикончил бутерброд и взял следующий.

То ли от сытости, то ли от неожиданной откровенности Матвея Вере стало весело.

— А как её делают, затируху?

— Очень просто. — Матвей бросил в свою чашку ещё один кусочек сахара и звонко размешал ложкой. — Мама размешивала в воде разбитое яйцо, мочила смесью ладони и растирала руками муку. Мука скатывалась такими маленькими комочками, на манер крупы. Эти комочки, сваренные на воде или молоке, и есть затируха.