монетку в десять рублей, завалявшуюся в сумочке. Поставить стакан надлежало так, чтобы его касался лунный свет. Инна посмотрела в окно на тонкий серп молодого месяца в окружении невероятно ярких звёзд. Небесная темнота затягивала в себя своей бездонностью. Вспомнилось, как они с Леонидом ночью купались в море, а потом лежали на спине и смотрели на звёзды. Леонид взял её за руку и предложил:

— Давай улетим вдвоём вон к той звезде.

Она засмеялась:

— Почему именно к той?

И Леонид серьёзно ответил:

— Потому что она похожа на тебя.

Накатившая горечь стиснула её в такой сильный спазм, что заболел желудок.

«Не думай о нём, не думай, — уговаривала она себя, не замечая, как по щекам катятся слёзы. — Он аферист и обманщик».

— Инка, на тебя кофе сварить? — раздался из кухни голос Дениса. Пожалуй, только Денис поддерживал её на плаву. Остальные друзья-приятели словно растворились, отступая в тень по мере того, как она начала у всех просить деньги в долг. Знакомые перестали приглашать на вечеринки, ставить лайки её постам в соцсетях и при встрече старались обходить стороной вопрос денег. А она чувствовала себя нищей попрошайкой, но не могла найти сил вырваться из замкнутого круга несчастий.

Инна поболтала пальцем в стакане с монеткой и крикнула в ответ на вопрос Дениса:

— Свари! Я сейчас спущусь.

Санкт-Петербург,

2019 год

— Ну вот, я и ухожу. Рада?

Анфиса посмотрела на маму с сумками в руках и внезапно поняла, что не может внятно ответить на её вопрос. Ещё неделю назад она бы честно ответила утвердительно, а теперь смотрела на мамино лицо с опущенными уголками рта, на мешки под глазами, на понурые плечи, словно мама тащит на себе сноп сена, и понимала, что маму ей жалко.

Оказывается, жалость и прощение идут в одной связке, дополняя друг друга.

Анфиса примирительно прикоснулась к маминому плечу:

— Прости, что не могу тебя отвезти, мне надо на работу. Ты уверена, что хочешь уехать именно сейчас? Если подождёшь до вечера, то поедем вместе.

Мама нагнула голову и переступила с ноги на ногу.

— Уверена. Если этот твой ухажёр пообещал, что Жорку угомонит, то зачем мне у тебя околачиваться? Пора и честь знать. Зря с работы уволилась, ну да ничего, они меня обратно возьмут. За копейки мало желающих горбатиться.

— Ты Жорку своего отправь трудиться, а сама отдыхай, — сказала Анфиса и по тому, как мамин подбородок упрямо напрягся, поняла, что зря ляпнула про дядю Жору, — маму устраивают их отношения, лишь бы не дрался. Она порывисто обняла маму и сразу же отстранилась, как будто испугалась своего чувства. — Мама, я позвоню. И ты не пропадай. Если что-то нужно, спрашивай, не стесняйся.

Взгляд мамы стал растерянным, и в ту самую секунду, когда она стала открывать дверь, Анфиса поняла, что мама есть мама и никуда им друг от друга не деться, да и не надо. И что ни один дядя Жора на свете не стоит того, чтобы из-за него порывать с родными людьми.

Когда мама ушла, Анфиса прошлась по комнате и села на диван, перебирая в голове происшедшие события, которые начались с проблем, а закончились примирением. Подумалось, что не зря говорят о житейском море со штормами и ветрами. Кто-то боится стихии, кто-то летит навстречу опасностям, но как же оно прекрасно в любую погоду!

Телефонная трель рассыпала по комнате звуки знакомой мелодии Гайдна. Рингтон принадлежал Максиму, и сердце сразу откликнулось и встрепенулось, готовое танцевать от радости.

— Привет! Я занят, поэтому звоню на пару слов. Я скинул тебе в сообщении страничку в соцсети. Взгляни, я угадал?

* * *

Фотографию обмануть нельзя, и, как ни растягивай губы в улыбке, как ни наряжайся, бесстрастный снимок чётко отразит напряжённую позу и скрытую тревогу в глубине взгляда. Иногда модель выдают нервные руки, которые непроизвольно разрушают иллюзию мнимого благополучия. Руки девушки на страничке в соцсетях сжимали бокал со смузи так крепко, что побелели костяшки пальцев. Казалось, оживи фотография, и девушка швырнёт бокал в стену и зарыдает. Анфиса узнала её с первого взгляда. Конечно, это была именно та, что оставила ей фотокамеру и деньги, и звали её Инна Викулова.

Пристроив планшетник на колени, Анфиса пролистала вниз ленту новостей в Инниной соцсети: Инна на пляже под зонтом, Инна на скутере с развевающимися волосами, Инна с корзиной фруктов в руках под козырьком индонезийской пагоды. На всех снимках она отличалась красотой, яркостью и… несчастьем. Тревога засела в её глазах острыми холодными льдинками, и глаза существовали сами по себе, отдельно от беспечной улыбки, от волны волос, что струились по плечам лёгким медовым каскадом, и от плавной линии рук с элегантным дизайнерским маникюром. Значит, Инна теперь живёт на Бали, и, скорее всего, она избегала общения, раз убежала, даже не назвав своего имени.

Анфиса набрала номер Максима:

— Ты занят?

— Есть немного, но говорить могу. — Он отвёл телефон в сторону и негромко сказал кому-то невидимому: — Посмотри на странгуляционную борозду, парень явно не сам повесился.

От того, что на том конце эфира Максим стоял рядом со смертью и смотрел на страшные вещи, её звонок показался несусветной глупостью. Анфиса заторопилась:

— Я просто хотела сказать спасибо. Инна действительно та самая девушка. И ещё мама передавала тебе поклон. Сказала — муж как шёлковый. Даже цветы ей купил.

— Хорошо. — Чтобы не мешать эксперту, Максим отодвинулся к стене и прикрыл телефон рукой. — Не обижайся, но мне надо работать. Я обязательно позвоню вечером. Договорились?

— Буду ждать.

* * *

— Привет! Наконец-то я дома.

Голос Максима в трубке звучал устало, и Анфиса забеспокоилась:

— Максим, ты что-нибудь ел сегодня?

— Вроде бы ел. — Она услышала довольное урчание Понтуса и поняла, что псу почесали загривок.

— «Вроде бы?»

— Да ел, ел. — Он засмеялся. — И очень даже неплохо. Одна из понятых, сердобольная соседка, принесла нам котлеты и тушёную капусту. Сказала, что в соседнем доме обосновалась какая-то благотворительная кухня, где бесплатно раздают еду. Завтра надо будет к ним наведаться, поблагодарить и опросить, вдруг что-то видели или слышали.

— Прости, я понимаю, что позвонила тебе не вовремя. У тебя там… — Анфиса запнулась, не зная, как подобрать слова.

Он понял:

— Анфисочка, это моя работа, и я уже привык. Точнее, не то чтобы привык, но научился абстрагироваться, хотя первое время было очень не по себе. Да и сейчас порой случаются тяжёлые случаи. Но давай не будем о