И точно такими же словами, как состояние сельского хозяйства при «развитом социализме» — про возглавляемую гомосеком Чичериным советскую дипломатию «Лихих 20-х», можно смело сказать:

Она лежит на боку.

И у меня сложилось такое ощущение, что легче, проще и гуманнее — было бы пристрелить эту «клячу», чем попытаться заставить её скакать!

* * *

Однако, всё это была присказка, сказка будет впереди…

Нашим бывшим соотечественникам ничто человеческое не чуждо, поэтому кроме серьёзной прессы — типа вышеперечисленных печатных изданий, в Париже существует и так называемая «жёлтая» или «бульварная».

Её представители любят собираться тоже на Монмартре, но с другой стороны холма. Здесь тусуется множество местных и наших же художников-эмигрантов, покупающих их картины американских туристов и просто лиц «вольных» профессий — ищущих на чём подзаработать.

Небольшие кафе стоят рядами — только вывески в глазах мелькают, когда идёшь мимо. В одних пиликает гармошка и слышится французский шансон, в другом — бренчит «шестиструнная», под которую поются русские романсы.

«Сквозь чугунные перила ножку дивную продень…», «Отвори, потихоньку калитку…», «Уж давно отцвели…».

Хм, гкхм…

Ни разу не попалось песня «про поручика Голицына и корнета Оболенского» или что-нибудь ей подобное. Может, обогатим русскую зарубежную литературу «Госпожой удачей» из «Белого солнца пустыни»? «Господа юнкера, кем вы были вчера…», «Господа офицеры, голубые князья…»?

Подумал, подумал…

Перетопчутся, конченные лузеры!

Втеревшись в доверие одному «шибко свыдомому» уклонисту из работников посольства, одолжил у него на неделю вышиванку и, одев её навыпуск под продвинутый смокинг — стал ходить по местам тусовки представителей «жёлтой» эмигрантской прессы и, подсев к ним за столик — с умилительным малорусским акцентом, навязывать разговоры, типа:

— Украинцы веками угнетались русскими шовинистами, поэтому все они относятся к русским враждебно. Но выступать открыто против русских, с оружием в руках — как это делали, к примеру, ваши казаки — значит заранее обречь себя на поражение. Идея украинства, идея что «мы — не Россия», ещё не овладела умами и сердцами большинства проживающих на территории Украины. Они, до сих пор считают себя русскими или на худой конец — хохлами[4].

— Мы, Национал-социалистическая партия Украины — не болтаем, как вы и не взрываем-стреляем-убиваем — как это делает РОВС! Мы, вступив в КП(б)У, находясь на республиканских должностях всех уровней — сотрудничаем с московскими большевиками и, их руками — сознаём новую нацию, новое государство.

— Первым делом — языковая революция. Мова внедряется повсеместно — в печати, образовании, уличных объявлениях, во всех государственных учреждениях и ведомствах. А русский язык подвергается дискриминации. Если на практике мы видим, что люди затрудняются в пользовании украинским языком, то вина падает не на мову, а на людей…

— Затем — борьба с великодержавным русским шовинизмом, путём переписывания истории со времён пришествия Рюрика. Украинцы должны быть убеждены, что они принадлежат древней цивилизации и ничего общего не имеют с русскими.

— Наконец, экономическое развитие Украины и других республик СССР (мы действуем в тесном взаимодействии с другими братскими компартиями) за счёт собственно России. Когда она обессилеет — а это произойдёт достаточно быстро, мы скажем русским: «Україна — не Росія! Україна це Європа!» и отделимся от неё.

— Украина имеет собственные пути развития и, она должна подготовиться к вступлению в мировое хозяйство не в составе бывшей России — а как равноправная часть этого мирового комплекса. Избавившись от диктата центра, Украина имеет все возможности через десять-пятнадцать — стать если не второй Францией, то хотя бы третьей Швейцарией[5].

Надо мной смеялись — чаще всего, на меня сердились и даже несколько раз пытались набить мне морду. Но статьи об встроившуюся в компартию — Национал-социалистическую партию Украины и её далеко идущих планах — публиковались регулярно и не только в бульварных изданиях.

И они были пугающе популярными среди белоэмигрантов!

* * *

Вдруг, спохватываюсь…

А нет ли мне каких-нибудь сообщений от «Резидента»? От товарища «Отто» — руководителя разведывательной сети ИНО ОГПУ?

Как-то вечерком зашёл в известный доходный дом с дорогими меблированными квартирами, показал визитку мсье Андре Айвена консьержу…

Увы!

Нет ни сообщений — ни самого резидента.

Хм, гкхм… И тут у меня созрел один интересный план.

На следующий день с утра, прикинувшись богатым путешествующим румыном со знанием «великого и могущего», наняв первого попавшегося переводчика из «наших», вновь появился в доме на площади Madeleine перед тем же консьержем и сунул ему под нос — уже свою визитку, предъявил первую хотелку:

— Я хочу снять у вас квартиру сроком на две недели.

— У Вас прекрасный вкус, мсье Дрякула! Сейчас служащий покажет Вам…

— Я хочу сам выбрать квартиру.

— Желание графа — для нас закон!

Побродив по этажам в сопровождении переводчика и какого-то слишком услужливого французского хлопца, остановился на четвёртом — перед дверьми двухуровневой квартиры с мезонином.

— Извините, граф — но эта квартира уже снята.

— Вот, как? Я поговорю со съёмщиком.

— Увы, но мсье Андре Айвен в данный момент отсутствует.

— Хорошо. Тогда я сниму квартиру по соседству.

— Сожалею, но она тоже занята.

Но я уже нагло стучусь в дверь. Вышедшему на стук важному господину в персидском халате, сую толстую пачку банкнот и глядя поверх тёмных очков, говорю:

— Мсье! Меня зовут граф Дрякула из Трансильвании и, я бы хотел занять ваш номер.

Тот, ошалев спрашивает:

— Почему именно этот?

— Потому что, я так хочу. Если Вас не устраивает сумма…

Вопреки опасениям, моё предложение «мсье» весьма заинтересовало. Изрядно поторговались и добавив к первоначальному «прессу» франков ещё приблизительно треть, уже тем же вечером смог въехать в квартиру по соседству с «Резидентом». Тот уже был на месте и, судя по звукам — доносящимся из открытого окна его квартиры, слышимых с балкона мезонина — был не один.

— Трахаются они там, что ли? — прислушиваюсь, — да, никак — групповуха!

Мне тоже «захотелось» и, я воспользовался определённого рода «услугами» — почти в открытую предложенными приведшей прибираться горничной. Та правда, не стала изображать бурную страсть — как та проститутка: деловито отсосала, взяла чаевые и улыбнувшись и что-то пролопотав по-французски, удалилась.

В тёмное время суток, чтоб с улицы не заметили, в соседний номер можно было спокойно пробраться через балконы и окна — если они открыты изнутри, конечно.

Однако, мсье Андре Айвен свалил из квартиры только лишь на следующий день ближе