Останавливаюсь в тени дерева, чтобы ненадолго спрятаться от припекающего солнца, и достаю из кармана телефон. Устало вздохнув, нахожу нужный номер – первого, кто приходит в голову, – и, нажав кнопку вызова, терпеливо слушаю гудки в ожидании ответа.

– Мила, привет, – говорит голос за мгновение до того, как включится автоответчик.

– Блейк, – выдавливаю я. – Э-э, привет.

– Все нормально? – спрашивает он с явным беспокойством.

– Да. Просто… просто хочу прогуляться. – Потираю веки и приваливаюсь спиной к дереву. Как же я устала. Устала от всех этих секретов. – Ты дома?

– Конечно.

Помолчав, я спрашиваю:

– А мама?

– В городе. Хочешь заглянуть в гости? Мне тебя забрать?

– Сама дойду. Пришлешь свой адрес?

– Е-мое! Ладно, – смеется Блейк. – Не заблудись!

Я прерываю вызов и пялюсь в экран, ожидая сообщения с адресом. Пару мгновений спустя приходит его геолокация – он всего в трех километрах от меня. Вновь пускаюсь в путь, теперь уже с определенной целью.

Еще не поздно, нет и семи. Кроме того, впервые мне представилась возможность хорошенько оглядеть окрестности Фэрвью. С Саванной и Тори я побывала во многих местах в центре и проезжала по тихим улочкам на машине, но никогда по ним вот так не гуляла. Здесь царит умиротворение, и воздух чистейший, не то что дома, в Лос-Анджелесе. К тому же дико непривычно отсутствие людей: за полчаса мне никто не встретился. В Фэрвью, с его тихими дорогами и огромными открытыми пространствами, на тебя ничего не давит.

Вскоре миную бульвар Фэрвью, единственную улицу в округе, на которой видны признаки жизни – временами встречаются прохожие, проезжают машины, – и двигаюсь дальше на юг, к окраине. Навигатор приводит меня прямиком к дому Эйвери. Звездно-полосатый флаг над крыльцом развевается на ветру, а на подъездной дорожке блестит и сияет под лучами закатного солнца черный пикап. Хотя Блейк сказал, что его мама в Нэшвилле, я все равно испытываю облегчение, не обнаружив ее «Теслы». В противном случае я немедленно повернула бы обратно.

Едва я кладу руку на калитку, как по округе разносится звонкий лай Бейли. Когда я захожу во двор, он мчится ко мне через всю лужайку и начинает крутиться в ногах, осчастливленный встречей до такой степени, что и не знает, куда себя деть. Нагнувшись, чешу его золотистый мех.

– Таки добралась! – доносится до меня голос Блейка.

Поднимаю голову и расплываюсь в улыбке при виде приближающегося Блейка: то ли потому, что рада снова с ним увидеться, то ли потому, что на нем серые спортивные штаны и… и все, больше ничего.

Мне не впервой любоваться его голым торсом – в тот день у бассейна Беннеттов я едва слюни не пускала, – однако прямо сейчас, шагая мне навстречу в приглушенном сиянии заката, он выглядит еще прекраснее. Загорелая кожа блестит от пота, а внизу живота четко выделяются мышцы, образующие букву V, которая исчезает под поясом. На шее сверкает серебряная цепочка.

– Чем… занимался? – удается выдавить мне.

– Да так, немного потягал железо, – говорит Блейк, смеясь. – Смотаюсь за футболкой и вернусь.

– Нет! – невольно вырывается у меня. Боже, я готова сквозь землю провалиться от стыда! Блейк замирает и оглядывается, приподняв бровь, на лице расползается ухмылка. Потом все же, по счастью, молча уходит в дом.

– Ох, Бейли… – бормочу я, в ужасе от самой себя. Пес смотрит на меня сияющими глазами, склонив голову набок. – Когда же я научусь держать себя в руках?

Миновав лужайку, подхожу к домику Блейка. Пес трусит за мной по пятам. Стеклянные двери широко распахнуты, из динамика под телевизором разносится негромкая музыка. На полу у тренажеров валяются блины от штанги, на диване лежит гитара в окружении исписанных корявым почерком листов. Игнорируя приступ любопытства, решаю не совать нос в чужие вещи и отворачиаюсь.

– Погоди, сейчас уберу, – говорит Блейк, появляясь позади. Теперь на нем светло-голубая футболка, которая удивительно хорошо сочетается с темными волосами и глазами; от него пахнет дезодорантом.

Он проворно собирает бумажки в охапку и запихивает в ящик стола, затем берет гитару и жестом приглашает меня занять ее место на диване, что я и делаю.

– Не надо, – останавливаю его, когда он тянется к футляру.

Блейк замирает с гитарой в руках.

– Оставить?

– Да, мало ли… – Я наклоняюсь вперед и прячу лицо в ладонях, затем со стоном выдыхаю: – Тяжкий выдался денек.

Слышу, как Блейк убирает гитару на подставку, потом обходит диван и садится рядом со мной, положив ладонь мне на спину. Наши колени почти соприкасаются.

– Что стряслось, Мила?

– Попай…

– Попай?

– Дедушка, – поправляюсь я, поднимая голову и наблюдая за Блейком краем глаза. При виде его гитары на подставке мне становится спокойнее – возможно, позже он сыграет для меня, и я смогу на время забыть о семейных секретах Хардингов. – У него проблемы со здоровьем.

Блейк резко вдыхает.

– Черт!

Мой взгляд, ни на что конкретно не направленный, устремлен вверх, я немного раскачиваюсь туда-сюда. В голове не укладывается, что однажды Попая больше не будет. Ведь мы так мало времени провели вместе! Конечно, он стареет, и от этого никуда не деться, но вдруг он серьезно болен и уйдет раньше срока?

Мне удается немного собраться с мыслями и наконец заговорить:

– Они вроде как проходят обследование, чтобы выявить проблему. Дедушка не хочет рассказывать папе. Может, если бы тот хотя бы изредка приезжал, сам бы понял.

Блейк мягко поглаживает мою спину.

– Похоже, ты сильно злишься на отца, – осторожно замечает он.

– Естественно, злюсь! – Я отрываю взгляд от стены и перевожу на Блейка, затем в раздражении вскидываю руки, словно бросая вызов миру, готовая сразиться с очередным неприятным сюрпризом. – Папа ссылает меня на лето сюда и втайне велит, по сути, держать в плену. А потом я узнаю, что дедушка плохо себя чувствует, в то время как папа наслаждается гламурной жизнью, ни о чем не догадываясь, поскольку не утруждает себя звонками… О, и как я могла забыть – оказывается, он когда-то был помолвлен с твоей мамой! Но изменил ей! С моей мамой!

Блейк морщится.

– Да уж, не самый идеальный человек на свете, – смущенно произносит он, затем берет меня за руку и переплетает наши пальцы. – Ты с ним говорила?

– И что мне ему сказать? «Может, тебе и удалось одурачить весь мир, заставив поверить, будто ты такой примерный семьянин, но на самом деле ты лжец, который только о себе и думает»?

Блейк корчит гримасу.

– Черт. Жестко. Хотя спорить не стану.

Я вновь опускаю голову и потираю висок свободной рукой – от меня чуть ли не волнами исходит напряжение.