Здесь также располагалась рота гуркхов.

Набранные из Непала, из самых отдаленных деревень вдоль предгорий Гималаев, гуркхи сражались во всех британских войнах последних двух столетий и отличились в каждой из них. Они дрались как тигры, никогда не сдавались, и поэтому занимали особое место в британской армии — и в моем сердце. Я слышал о гуркхах с детства: одна из первых униформ, которую я надел, была униформа гуркхов. В Сандхерсте гуркхи всегда играли противника на военных учениях, что всегда казалось немного нелепым, потому что их любили.

После учений ко мне неизменно подходил гуркх и предлагал чашку горячего шоколада. Они высоко чтили королевскую власть. Король, по их мнению, был богом. (Собственного короля они считали реинкарнирнацией индуистского бога Вишну). Принц, следовательно, был почти тем же самым. Я чувствовал это в детстве, но теперь почувствовал снова. Когда я шел по Дели, все гуркхи кланялись. Они называли меня саабом.

Да, сааб. Нет, сааб.

Я умолял «не надо». Я просто лейтенант Уэльс. Я просто "Вдова-6-7".

Они смеялись. Без вариантов, сааб.

Им и в голову не пришло бы разрешить мне куда-нибудь пойти самостоятельно.Королевским особам требовался королевский эскорт. Часто я направлялся в столовую или в туалет и вдруг замечал тень справа от себя. Потом ещё одну слева. Привет, сааб. Это было неловко, хотя и трогательно. Я обожал их, как и местных афганцев, которые продавали гуркхам кур и коз и даже обменивались с ними рецептами. Армия много говорила о завоевании афганских "сердец и умов", то есть об обращении местных жителей к демократии и свободе, но только гуркхи, похоже, действительно этим занимались.

Помимо сопровождения гуркхи были намерены откормить меня. Еда была их языком любви. И хотя каждый гуркх считал себя именитым поваром, у всех у них было одно и то же блюдо.

Карри из козлятины.

Помню, однажды я услышал шум роторов над головой. Я поднял голову. Все на базе посмотрели вверх. Вертолёт медленно снижался. А на полозьях, завернутый в сетку, висел козёл.

Рождественский подарок для гуркхов.

В огромном взрыве пыли вертолет приземлился. Из него выпрыгнул человек, лысый, светловолосый, похожий на британского офицера.

Он также был мне смутно знаком.

Я знаю этого парня, сказал я вслух.

Я щёлкнул пальцами. Это старый добрый Беван!

Он работал у па несколько лет. Он даже сопровождал нас однажды зимой в Клостерс. (Я вспомнил, как он катался на лыжах в куртке Barbour — такая квинтэссенция аристократизма).

Теперь, очевидно, он был вторым номером командира бригады. И, таким образом, доставлял коз от имени командира любимым гуркхам.

Я был потрясён, столкнувшись с ним, но он был лишь слегка удивлён или заинтересован. Он был слишком занят этими козами. Кроме той, что была в сетке, одну он держал между коленями во время всего полёта, а теперь он вел этого малыша на поводке, как кокер-спаниеля, к гуркхам.

Бедный Беван. Я видел, как он привязался к этому козлу, и как он был не готов к тому, что будет дальше.

Гуркха выхватил свой кукри и отрубил ему голову.

Загорелое, бородатое лицо упало на землю, как один из заклеенных рулонов туалетной бумаги, которые мы использовали в качестве мячей для регби.

Затем гуркха аккуратно, мастерски собрал кровь в чашку. Ничего не должно было пропадать.

Что касается второго козла, то гуркх передал мне кукри и спросил, не хочу ли я оказать честь.

Дома у меня было несколько кукри. Они были подарками от гуркхов. Я знал, как обращаться с одним из них. Но нет, сказал я, нет, спасибо, не здесь, не сейчас.

Я не был уверен, почему я сказал "нет". Может быть, потому что вокруг меня и так было достаточно убийств, не нужно было добавлять ещё. Я вспомнил, как сказал Джорджу, что абсолютно не хочу отрезать никому яйца. Где я провёл черту?

В страдании, вот где. Я не хотел уподобляться Генриху VIII с тем козлом, потому что не был искусен в этом и, если я промахнусь или что-то сделаю не так, бедняжка будет долго страдать.

Гуркха кивнул. Как пожелаешь, сааб.

Он взмахнул кукри.

Даже после того, как голова козла упала на землю, я помню, что его желтые глаза продолжали моргать.

15

Моя работа в Дели была похожа на работу в Дуайере. Только часы были другими.

Круглосуточными. В Дели я дежурил днем и ночью.

Оперативная комната была бывшим учебным классом. Как и, кажется, всё остальное в Афганистане, школа, в которой размещался Дели, была разбомблена — провисшие деревянные балки, опрокинутые парты, полы, заваленные бумагами и книгами, — но оперативная комната выглядела так, будто это был нулевой этаж. Зона бедствия. С другой стороны, во время ночных смен через многочисленные отверстия в стенах открывался потрясающий вид на звёзды.

Помню, во время одной смены, около часа ночи, я спросил у пилота над головой его код, чтобы ввести его и посмотреть трансляцию.

Пилот кисло ответил, что я всё делаю неправильно.

Что я делаю неправильно?

Это не "Ровер", это "Лонгхорн".

"Лонг…" что?

Ты новенький?

Он описал "Лонгхорн" — машину, о которой никто не удосужился мне рассказать. Я осмотрелся, нашел его. Большой чёрный кейс, покрытый пылью. Я почистил его, включил. Пилот объяснил мне, как им пользоваться. Я не знал, почему ему понадобился "Лонгхорн", а не "Ровер", но не собирался спрашивать и раздражать его ещё больше.

Тем более, что опыт был очень полезным. После этого мы с ним стали приятелями.

Его позывной был "Маг".

Я часто проводил целые ночи, болтая с Магом. Он и его команда любили поговорить, посмеяться, поесть (смутно помню, как однажды вечером они пировали свежими крабами), а больше всего они любили розыгрыши. После одной вылазки Маг уменьшил масштаб своей камеры и сказал мне посмотреть. Я прильнул к экрану. С высоты 20 тысяч футов его вид на кривизну Земли был поразительным.

Медленно он повернул камеру.

Показались женские груди во весь экран.

Порножурнал.

Ну ты красавчик, Маг.

Некоторые пилоты были женщинами. Общение с ними несколько отличалось. Однажды ночью я разговаривал с британской пилотесса, которая любовалась луной.

Она полная, сказала она. Тебе надо это видеть, Вдова-6-7.

Я и так вижу. Через одно из отверстий в стене. Она прекрасна.

Внезапно радио ожило: пронзительный хор. Ребята из Дуайера сказали нам "уединиться". Я почувствовал, что краснею. Я надеялся, что