Но сейчас от крика его старый верный раб невзначай испачкал шаровары...

- ЭТОЙ РАБЫНЕ?! - бушевал Султан. - Ты осмелился прикоснуться к бриллианту моего гарема?!! А если Лейла скажет тебе вырвать перо из крыла моего ловчего сокола, обрезать ус у охотничьего гепарда, или проехаться твоей жирной жопой на спине моего белоснежного Аравака, ты сделаешь это?!!

Евнух в ужасе затряс головой, а неприятного содержимого в шароварах еще прибыло...

Чем сделать сказанное его повелителем, лучше было сразу шагнуть с самой высокой башни Лубмасты на булыжник мостовой. Или стать посреди площади и публично проклясть Багровый Цветок в надежде, что ревностные граждане милосердно и быстро прикончат безумца.

- Нет? Ты бы этого не сделал?

- Нет, господин мой, никогда в жизни!!! Даже под пыткой не помыслил бы такого!!!

- Но ты осмелился замахнуться плетью на МОЮ ЛИЧНУЮ РАБЫНЮ! Где были твои мозги? Или их урезали давным-давно вместе с твоими яйцами?? Ты сам подавал мне клеймо, когда Я ЛИЧНО метил эту рабыню. И ты поднял на нее плеть по приказу Лейлы?! А ну, немедля сюда эту гусыню!!!

Калаб предпочел принять это распоряжение к немедленному личному исполнению, чтобы как можно быстрее исчезнуть с глаз разгневанного Султана.

Быстро-быстро пополз он на четвереньках к выходу, не поворачиваясь спиной к Богоподобному.

Он понимал, что телохранители и слуги сейчас отлично видят его испачканные шаровары.

И понимал, что каждого из них придется либо задобрить либо запугать еще до рассвета. Или завтра весь султанский дворец будет со смехом рассказывать о том, что грозный Калаб в прямом смысле обосрался от султанского рыка.

Люди с удовольствием будут судачить об этом много лет.

И тогда прости-прощай грозная слава Калаба, доверенного слуги Самого Величайшего...

Какая может быть грозная слава у засранца!

Не смеши народ, недомужчина Калаб...

Какой бакшиш, какое там у тебя влияние, жалкий нюхатель женского исподнего...

***

А пока несчастный испуганный Калаб мчался за гордячкой Лейлой, когда-то названой Султаном "любимой женой", сам хозяин гарема с неожиданным даже для себя удовольствием вспоминал, как первый раз привели к нему рабыню от Ваятеля Кукол.

И почему он решил, что девчонка достойна того, чтобы он собственноручно положил на неё первое клеймо. Личное. Не султанское и не родовое.

И как постепенно он сам, муж четырех жен, любовник одиннадцати наложниц и владелец бесчисленного множества рабынь, число которых то прибывало, то убывало, незаметно для себя «бриллиантом гарема» стал называть миниатюрную куколку от Великого Мастера, гибкую. как змейка, и молчаливую, как ящерка...

А началось все с того, что Калаб явился к своему господину с таким же, как сегодня, серым потным лицом. И так же полз на четвереньках, смешно виляя толстым задом…

***

7

7

Великий Султан давно знал: когда собачонка ползет на пузе – она несет дурные вести.

Но Калаб удивил его, хотя и начал дозволенные речи стандартным величанием…

- Величайший из Величайший, чье Величие освещает Мир, а от Гнева Которого сотрясается Вселенная…

- Короче, Калаб!

- Величайший, в твоем гареме расцвел новый цветок, чья прелесть достигает невиданных ранее пределов…

- Я сказал – короче! Кто-то из моих женщин родил девочку? Чьи там сроки подходили?

- Нет, Величайший, я купил для тебя новую рабыню.

Султан подался вперед на троне. Это всегда было интересно. Но от чего же так встревожен старый евнух?

- Твое рвение, Калаб, похвально. И чем же хороша эта новая рабыня?

Калаб боднул головой пол, и зад его снова смешно задрался вверх и затрясся, как у женщины, щедро одаренной видимыми достоинствами и хорошими зубами - ибо без хороших зубов такую задницу не наесть.

- Величайший, молю, позволь мне продемонстрировать ее тебе так, как посредник показал ее на торгах – и ты увидишь, как откроется прелесть этой девчонки, словно яркий луч причудливо заиграет на гранях настоящего бриллианта. Вели подготовить Полуночный Покой к показу новой рабыни…

Тут Султан кивнул собственным воспоминаниям. Он не видел ещё рабыню, а её уже сравнивали с бриллиантом.

- Не много ли чести для простой рабыни? Приведи ее мне на ложе. Может даже сегодня…

Калаб снова боднул ковер, вызывая улыбку у повелителя.

- Слушаю и повинуюсь, мой господин! Но позволь сказать еще немного слов…

Разговор этот забавлял Султана, и он решил подпустить еще немного суровости в голос.

- Говори, но не испытывай моего терпения!

Калаб посерел еще больше, а крупные капли пота покатились по вискам и щекам. Но голос его оставался ясным.

- Величайший, когда в дар тебе приходит вино из дальних краев – слушаешь ли Ты совет своего виночерпия, теплым или прохладным усладит оно Твоё небо? Фрукты или сыр оттенят его необычный вкус?

Султан кивнул.

Логика в словах Калаба была, но чего так боится старый кастрат? Нет ли здесь заговора?

***

К заговорам Султан относился всерьез.

Вообще, в султанском роду к заговорам традиционно относились всерьез.

За тысячу с лишним лет лишь четверо из предков Великого Султана покинули престол, поддавшись старческой немощи и болезням. Всех остальных поторопили ближайшие родственники.

Султан всерьез намеревался стать пятым в роду, кто будет править до глубокой старости…

Но такое желание возможно исполнить лишь большой осмотрительностью и не меньшей подозрительностью. Тем более, что двое сыновей от двух жен уже достигли совершеннолетия, а еще с полдюжины – от жен и наложниц – приближались к этому возрасту. Законы не видели разницы между детьми от жен и официальных наложниц.

А заговоры вообще родство и право на престол учитывали лишь по одному признаку – за кем из претендентов больше преданных мечей.

Сам Султан - младший сын второй жены своего отца - взял под свою руку Султанат именно так. А Багровый Цветок поглотил всех, кто пытался оспорить право сильного на правление.

Потому бдительности Величайший не терял никогда, и вопрос «А нет ли здесь заговора?» всегда задавал первым в любой неясной ситуации.

Султан легко коснулся камня на перстне, украшавшем средний палец его левой руки. Мало кто знал, что знаменитый рубин был еще и магическим артефактом, позволяющим в любой момент привлечь внимание шейха над телохранителями ближнего круга - фидаинами.

Шейх беззвучно выступил из-за спинки трона и впился глазами в