Шрифт:
Закладка:
– Не такой уж он и засранец, – буркнула Лира, но, по крайней мере, губы ее тронула улыбка. Она сползла с подоконника.
Раздался стук.
– Мы кого-то ждем, девочки? – поинтересовалась Роберта. «Девочки» помотали головами. – Что ж, едва ли это Эрик, он никогда не забывает ключи. Интересно…
На кухню зашел дворецкий, единственный постоянный слуга в этом доме. Лира как-то упоминала, что иногда приходят кухарка и слуги для уборки, но обычно за порядком следил старик Шортер, который служил еще ее деду. Так что он был почти членом семьи.
– Леди Лира, к вам посетитель.
– Кто?
– Мистер Уорд.
Хэлла покосилась на Лиру. Та, кажется, начала задыхаться.
– Проводи его в малую залу, – распорядилась Роберта, – скажи, что леди скоро подойдет.
Дворецкий кивнул и вернулся к гостю. Из прихожей послышались отдаленные голоса и шаги.
– Золотко, соберись! Знаю, это неожиданность, но, моя милая девочка, это момент истины! И помни, ты самая большая драгоценность и никто и ничто тебя не сможет обесценить! А теперь спину прямо, уверенность во взгляд – и вперед!
– Да, момент истины! – Мотивационная речь, похоже, сработала, и Лира решительно вышла.
* * *
Макс так разволновался, что у него начала кружиться голова. Строгий дворецкий сопроводил его в небольшой зал с зажженным камином. У противоположной ему стены стоял диван, по бокам от него – два кресла, а между ними низкий стол с горящими свечами. Судя по распространяемому ими аромату, они содержали травы. Комната тонула в полумраке, а единственным источником света был живой огонь. Пальто Макс оставил в прихожей и теперь то и дело поправлял пиджак, хотя с ним все было в порядке. Дышать было тяжело, и Макс уже думал над тем, чтобы немного ослабить галстук. Он отложил букет белых калл на столик, снова нервно оправляясь. В последний раз он так волновался, впервые надевая форму инспектора на посвящении.
Дверь хлопнула, в залу вошла Лира. Подбородок ее был чуть вздернут, глаза блестели. Сегодня она была в черной юбке и черной же блузке, на которой выделялся золотой кулон круга с лучами. Волосы были завиты, глаза подведены.
– Миледи, – пробормотал Макс.
– Инспектор Уорд! Я знаю, почему вы здесь. Это из-за письма. Все это глупая шутка, я просто перебрала с вермутом.
Макс почувствовал, как все внутри него оборвалось. Рухнуло вниз. Сердце отяжелело, а в горле, стянутом проклятым галстуком, образовался ком. Щеки его горели от стыда.
«Естественно, это была шутка, Флин, – издевался внутренний голос, – глупо было предполагать, что ты можешь понравиться».
Во рту пересохло. Да, пожалуй, не стоило и предполагать…
– Д-да… Ч-что ж, я р-рад, ч-что… – Макс откашлялся. Он готов был провалиться прямо сейчас под землю, чтобы никто никогда не видел его позора. – Ч-что мы в‐все в‐выяс-снили…
Он растерянно оглянулся на букет, взял его и передал Лире, замершей в середине комнаты:
– С-с п-праздником… – Руки его ужасно дрожали, а голова кружилась.
Лира была не виновата в его состоянии, это он не умел воспринимать отказы спокойно. Он вспоминал мамину фигуру, как она исчезает в недрах поезда, как он, еще маленький, плачет, уткнувшись в плечо бабушки, сидя на ее руках, и просит маму вернуться. Сейчас он взрослый, поэтому понимает, что так было лучше. Конечно, он понимает. Но это проклятое чувство ненужности и бесполезности преследовало его до сих пор.
– Прощайте! – выпалил Макс, обходя Лиру, чтобы поскорее выйти. Ему нужен был свежий воздух. После пары дней, в которые он почти летал от счастья, упасть теперь оказалось болезненнее, чем он мог представить.
– Стой! – воскликнула она, хватая его за запястье.
Тонкая рука не могла причинить вред, не могла сжать достаточно сильно, но Макс все равно ощущал, будто его зажали в тиски. Чего она хочет? Помучить его? Поиздеваться? Насмехаться?
– Я соврала! Не знаю зачем… Я испугалась! Я думала, что ты решишь, что я дура!
Макс изумленно моргал, пытаясь понять, что именно сейчас произнесла Лира.
– Не уходи, – пискнула она так тихо, что даже треск дров камина перекрыл ее голосок. Может, только показалось?
Лира опустила букет и подошла ближе. Она лбом уткнулась ему в грудь и прошептала:
– Я пойму, если ты решишь, что я сумасбродная девица и тороплю события.
Макс не шевелился. После внезапной боли пришел ступор от удивления и непонимания. Может, он упал в обморок и теперь его пытаются вернуть в чувство?
– Скажи что-нибудь, – Лира подняла голову.
– Ч-что?
– Почему ты пришел с букетом?
Макс облизнул губы и сглотнул перед тем, как найти верные слова:
– Х-хотел объясн-ниться. Т-ты… – Он глубоко вздохнул и выдохнул, наконец произнося: – Ты очень мне нравишься, и я…
Его прервали губы Лиры, которыми она прижалась к его собственным. Но быстро отстранилась, внимательно разглядывая Макса. Он прерывисто дышал, вновь обретая легкость и уверенность, на которую настраивался всю дорогу сюда. И скептицизм внутреннего голоса можно игнорировать, потому что Лира сделала выбор. Она остановила его, она…
Макс застонал, почти заскулил, делая шаг к ней, осыпая поцелуями ее лоб, нос, щеки, находя наконец мягкие сладкие губы. Он целовал Лиру кое-как, неумело, потому что в своей жизни целовался не так уж и много, но надеялся, что этого хватит хотя бы для начала…
Лира не медлила, она сразу же ответила на поцелуй. Ее пальцы прошлись от шеи к затылку Макса, зарываясь в его волосы. Он в точности повторил этот жест, свободной рукой привлекая ее ближе к себе. Лира углубила поцелуй, переплетая их языки.
Вкус ее поцелуя отдавал сладким какао, аромат ее духов щекотал нос, каждый изгиб и тепло ее тела Макс ощущал своим. Он оторвался от ее губ, но только для того, чтобы лихорадочно целовать ее шею, постанывая от каждого покачивания бедер ему навстречу, потому что теснота в брюках стала почти болезненной.
В полумраке комнаты забыться легче. Все похоже на сладкий сон, на фантазию, а эта тьма и ответные тихие стоны развязали Максу руки. Вполне буквально. Он вел ладонями по ее спине, талии, бедрам и снова возвращался к золотистым волосам, мягко оттягивая их и заставляя запрокинуть голову…
Раздался стук в дверь. Макс замер, Лира тоже, хлопая ресницами и тяжело дыша.
– Я войду? – голос Грея разрезал пространство, словно холодный скальпель теплую плоть. И все исчезло, оставив только учащенное сердцебиение, отдающее стуком в висках, горящее от смущения лицо и натянутую ткань брюк.
– Нет, дядя! Погоди!
