– Ты про ссору? – говорит она. – Я не расслышала, о чем говорили Бо и Дьюк…

– Я не об этом, – прерываю я. – Раньше. Когда мы танцевали.

Взгляд Рионы на секунду встречается с моим, а затем она отводит его.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – отвечает она.

– Все ты понимаешь. Мы танцевали, ты наслаждалась вечером. А затем ты отстранилась. Ты расстроилась и захотела уехать.

Губы Рионы побледнели, челюсть крепко сжалась.

– Я устала от танцев, – говорит она.

– Врешь.

Глаза девушки ярко вспыхивают от ярости:

– Я не вру!

– Врешь. Скажи мне правду. Скажи, почему ты хотела уехать.

– Не твое гребаное дело! – кричит она.

Теперь руки Рионы не скрещены, а крепко вытянуты вдоль тела и сжаты в кулаки. От позы защиты в позу нападения. Ну что ж – лучше уж я буду сражаться, чем биться головой о кирпичную стену.

– Скажи мне, почему ты вдруг разозлилась.

– Мне не понравилось то, как ты вел меня в танце! – вскрикивает Риона.

Такого я не ожидал.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Когда мы танцевали, ты вел себя так, словно мы танцуем вдвоем. Но это ты управлял нашими движениями.

– Но ведь в этом суть танца – мужчина ведет, а женщина следует.

– А я так не хочу, – резко бросает Риона. – Я не хочу ни за кем следовать. Я не хочу, чтобы мною управляли.

– Это был просто танец! – с изумленным смешком говорю я. – Я знаю, как танцевать тустеп, а ты нет.

Мне не стоило смеяться, потому что это злит ее еще больше.

– Это не только про танец! – шипит Риона. – Это про все. Ты пытаешься завлечь меня, весь такой спокойный, очаровательный, забавный…

Я не могу не улыбнуться:

– Ты находишь меня забавным…

– Нет! – выкрикивает Риона.

– Но ты только что сказала…

– Ты пытаешься накинуть на меня узду, чтобы я этого не заметила!

– Я… что?

– Я видела тебя с той лошадью. Ты был терпелив и спокоен с ней, навевая ей ложное чувство безопасности. А затем ты накинул на нее узду, сел верхом, и вот ты уже объезжаешь ее. Лошадь скакала галопом изо всех сил, думая, что сможет избавиться от тебя, но не понимала, что уже в ловушке. И ты просто истощил ее, пока она не покорилась. Я не собираюсь становиться этой гребаной лошадью!

Я молчу с минуту, пытаясь осознать услышанное. Наконец я качаю головой:

– Ты ни черта не смыслишь в лошадях, – сообщаю ей я.

Риона хмурится. Еще одно, что так бесит в этой женщине, – это какой красивой она становится, когда злится. Щеки пылают так же ярко, как и волосы, и она выглядит свирепой и властной, как императрица. Это очень отвлекает. Но прямо сейчас я прав, а она нет. И я полон решимости доказать это.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она.

– Лошадь не покоряется ездоку. Не в том смысле, который вкладываешь ты. Конечно, можно бить лошадь, хлестать ее, кричать и в конечном счете сломать ее дух, но какой в этом, черт возьми, прок? Она будет бояться тебя, станет пугливой и нервозной. Она может почувствовать тревогу, когда ты меньше всего этого ожидаешь, и сбросит тебя, так что ты сломаешь себе шею.

Риона наклоняет голову, все еще хмурясь, но также обдумывая мои слова. Она любит поспорить, но всегда готова выслушать.

– На той лошади раньше никогда не ездили верхом. Так что да, мне нужно было успокоить ее, чтобы ей было проще меня принять. В этом ты права. Но, когда я оказался верхом, нам обоим хотелось поскакать. Лошадь начала с галопа, и я поощрял ее скакать все быстрее. Раньше она скакала галопом по лугам, но ее никогда не преследовали, ей не приходилось гнаться. Она никогда раньше по-настоящему не бегала. Я не покорил ее, я подарил ей свободу. Я показал ей, на что она способна. И ей чертовски это понравилось.

Я делаю шаг к Рионе, сокращая расстояние между нами. Она продолжает стоять на месте, лишь поднимает немного подбородок, чтобы посмотреть на меня. Ее широко раскрытые глаза не моргают.

Я нежно провожу пальцем по линии ее подбородка, касаясь полной нижней губы.

– Я не хочу заманивать тебя, – говорю я Рионе. – Я хочу освободить тебя. Подарить тебе свободу. Показать тебе, какая ты на самом деле…

Я провожу большим пальцем по ее губам.

Они приоткрываются.

Палец сменяется языком, и я провожу им по нижней и верхней губе Рионы, а затем скольжу в приоткрытую щель между ними. Когда губы открываются шире, я вонзаюсь в нее, смакуя ее вкус. Я хватаю густые рыжие волосы, наматываю их на руку, как веревку, и прижимаю лицо девушки к своему, проникая языком ей в рот. Это не целомудренный поцелуй – я овладеваю ее ртом. Вторгаюсь в него. Заполняю его собой.

Я хочу, чтобы у нее кружилась голова, чтобы ее переполняли эмоции. Я хочу напомнить Рионе, как ей хорошо, когда она позволяет мне обращаться с ней, как я того пожелаю.

И действительно, она льнет ко мне всем телом и стонет от удовольствия. Я чувствую, как опухают ее губы от жесткого поцелуя, что лишь усиливает их чувствительность, как расслабляется челюсть, позволяя мне продвигаться глубже.

Я сильнее тяну ее за волосы, обнажая кремовую белизну шеи, и провожу языком вверх от самой груди, заставляя ее дрожать от удовольствия. Соски девушки встают торчком под хлопковым платьем.

Я рычу ей в ухо:

– Я хочу, чтобы ты отдалась мне. Я хочу, чтобы ты делала то, что я тебе велю. И, если ты не будешь наслаждаться каждую гребаную минуту… я навсегда оставлю тебя в покое и больше не потревожу. Согласна?

Риона колеблется, и я тяну ее за волосы чуть сильнее.

– Да или нет? – раздается мое шипение.

– Д-да, – запинаясь, отвечает она.

– Хорошо, – я отпускаю ее волосы, а затем хватаю платье спереди и рывком открываю его, так что пуговицы разлетаются во все стороны. Ее грудь вырывается на свободу, соски тверже стекла.

– Не… – Риона пытается протестовать, но слишком поздно. Она переживает за одолженное платье.

Я хватаю девушку за горло и рычу ей на ухо:

– Заткнись. Ты обещала делать, как я велю.

Я вижу огонь бунтарства в ее зеленых глазах, но страсть сильнее. Риона хочет этого не меньше моего, хоть и не готова этого признавать. Я чувствую, как бьется под моей ладонью ее пульс. Я вижу, как вздымается от учащенного дыхания ее великолепная обнаженная грудь.

Я грубо хватаю