Шрифт:
Закладка:
Рейлан опирается на согнутые руки и смотрит прямо на меня.
Я смотрю вверх на него и думаю о том, как это необычно, когда мужчина так красив вблизи. Большинство людей хороши только издалека. Вот почему мы целуемся с закрытыми глазами.
Но не Рейлан. Его лицо всего в паре дюймов от меня, и я вижу, какие ясные и сияющие у него глаза, живые и интенсивно голубые, искрящиеся энергией. Радужки очерчены кольцом глубокого черного цвета, такого же, что и волосы. Эти угольно-черные волосы выглядят соблазнительно густыми и мягкими, настолько, что мне хочется протянуть руку и провести по ним пальцами, поражаясь, насколько они напоминают на ощупь мех горностая, такие же яркие и живые, как и все в Рейлане.
Я не могу перестать касаться его. Я провожу пальцами по его лицу, по скулам, где уже вновь отрастает густая жесткая щетина. Мне нравится, как она подчеркивает его губы и челюсть, придавая парню плутоватый и лукавый вид.
Затем я касаюсь его плеч и груди, напрягающихся от усилий, с которыми он держится на руках на мягкой кровати, медленно входя и выходя из меня.
На его правом плече большая татуировка в форме щита, внутри которого стоит коленопреклоненный рыцарь, держащий меч. На заднем фоне изображено ночное небо, испещренное звездами, и полумесяц. Должно быть, это символ частной военной компании, где он служит, «Черные рыцари». Наверняка у его братьев по оружию есть такие же.
Я и раньше видела татуировки ЧВК – обычно это черепа, кинжалы, змеи и оружие.
Меня поражает, что «Черные рыцари» выбрали в качестве своего символа нечто совершенно иное – коленопреклоненного человека в позе покаяния. Он выражает не агрессию и насилие, а честь и благородство.
Рейлан – хороший человек.
Он добр ко мне.
Он защищает меня. Он привез меня в свой дом, чтобы уберечь.
Я смотрю на него и действительно чувствую себя в безопасности. Ощущаю заботу.
Мне не так-то просто принять это ощущение. Порой я сопротивляюсь поддержке даже собственной семьи.
Но Рейлан не связан со мной теми же обязательствами, что члены моей семьи. Если я ему нравлюсь, если он защищает меня… то просто потому, что сам этого хочет. Это все искренне и по-настоящему.
Я чувствую, как во мне зреет оргазм, – это происходило постепенно, еще с тех пор, как Рейлан делал мне куннилингус, но теперь я на пике. И вот-вот с него сорвусь.
Впервые в жизни я смотрю мужчине в глаза, пока кончаю. Это не вызывает чувства неловкости и не отвлекает – зрительный контакт лишь усиливает ощущения во сто крат, доставляя сексуальное удовольствие и дополняя его благодарностью, восхищением и обожанием. Он объединяет чувства и эмоции в одну взрывную кульминацию, и вместо того, чтобы закричать, я издаю звук, похожий на всхлип.
– Ты в порядке? – спрашивает Рейлан, и его взгляд наполнен нежностью.
– Да! – вскрикиваю я.
Он утыкается лицом мне в шею, вдыхая мой запах, и тоже и кончает в меня с протяжным стоном, от которого меня охватывает дрожь с головы до ног.
Кончив, мы еще долго лежим так, и Рейлан не выходит из меня, а мои руки обвивают его шею. Я вдыхаю теплый чистый аромат его кожи, который кажется мне бесконечно соблазнительным. Я словно не могу остановиться и то и дело прижимаюсь к его груди, вдыхая этот запах медленно и глубоко.
Наконец мы слышим внизу звуки готовящегося завтрака.
Рейлан говорит:
– Думаю, нам стоит встать раньше, чем нас начнут звать. Вот недостаток жизни на ранчо – другие терпеть не могут, когда кто-то слишком долго спит.
– Все в порядке, – отвечаю я. – Ненавижу сон. Пустая трата времени.
Но впервые это не совсем так. Это была лучшая ночь и лучший сон в моей жизни. Точно не пустая трата времени.
Мы плетемся в душ.
Вот еще кое-что, что обычно я избегаю, – когда двое взрослых втискиваются в одну крохотную душевую. Мне всегда это казалось до нелепости неудобным.
Но сегодня мне хочется быть ближе к Рейлану, быть рядом с ним настолько долго, насколько возможно. Мне плевать, что мытье занимает больше времени или что иногда нам приходится меняться местами под теплыми струями, и на мгновение я начинаю дрожать, пока он снова не притягивает меня к себе и не помогает ополоснуть волосы.
Это чудесное ощущение – чувствовать, как его крупные сильные пальцы массируют мою кожу головы, чувствовать, как наши тела прижимаются друг к другу, такие скользкие, влажные и чистые.
Когда мы выходим из душа, чтобы вытереться, даже расстояние в два фута между нами кажется слишком большим. Ощутив эту небывалую интимность, я боюсь разорвать эту связь и боюсь того, что она уже не вернется.
– Хочешь есть? – спрашивает Рейлан, вытирая свои густые темные волосы.
– Умираю от голода, – признаюсь я.
Мне кажется, я могу целиком заглотить порцию Рейлана – всю до последней крошки тоста.
Когда мы спускаемся по скрипучей лестнице, в ноздри мне ударяет симфония восхитительных ароматов. Буны никогда не разочаровывают, если речь заходит о еде. На столе красуются блинчики размером с тарелку, бекон, сосиски, яичница-болтунья, яйца-пашот, печенье с подливкой и что-то странное, похожее на свеженарезанную папайю.
Такер и Лоусон набрасываются на стопку пропитанных сиропом блинчиков, которая была бы непосильной для взрослого мужчины. Во всяком случае, для взрослого мужчины не-Буна.
Грейди и Шелби сидят напротив сыновей. У Грейди под глазом синяк, темный, словно пятно от ваксы. Кажется, будто он надел гигантский монокль.
Селия ест яйцо пашот на тосте. Она поднимает взгляд, когда в комнату входит старший сын.
– Ты тоже дрался! – укоризненно говорит она, замечая его разбитую губу.
– Ой, да это мелочь, – небрежно бросает Рейлан. – Просто небольшая стычка. Никого не зарезали и не застрелили. Когда мы уезжали, шериф Доус уже был в пути – уверен, он отметелил всех, кому еще не хватило.
Селия переводит взгляд на Бо.
– Тэмми Уитмор написал мне и сказал, что драку начал Дьюк.
Бо виновато краснеет.
– Не совсем, – говорит она, не признаваясь, что именно случилось.
– Я видела, как он танцевал с Линдси, – замечает Шелби, понимая, что близка к истине.
– Вот как? – отвечает Бо.
Похоже, у девушки этим утром нет аппетита – она лишь выпила чашку кофе и пожевала пару долек папайи.
Я до краев наполняю тарелку беконом и
