сложнее осознать – кто Оно такое на самом деле? В изобилии даваемые пояснения, пространные и охренительно противоречивые, ясности не добавляли. Любило Оно молвить изящно и замысловато, причем не особо и привирая, но путая парадоксами. Тогда, в Дидьковой Каплыци гордо назвалось «Deus ex machina» – по обстоятельствам выходило довольно правильно, но то исключительно по случайности. Но ведь любая случайность есть неотъемлемое звено цепи, по которой всю жизнь и бегаешь – уж это-то Анч, как бывалый, пусть не особо удачливый лазутчик, отягощённый четырьмя невыполнимыми контрактами, знал определенно. Зато Оно как раз и обожало всякие случайности, совпадения и внезапные разнообразия, свято верило в их необходимость и полезность, поскольку вело непримиримую и многолетнюю войну с Логосом. Вообще-то, понять на каких позициях нынче стоит тот «Логос-шмондюк», а на каких «правильное Оно» на данный момент разобрать было трудновато.

Во-первых, Оно было дипломированным шпионом – с тайным жетоном, «удо-сто-вер-ением», жалованием и «приданной а-эро-мо-б-ильной службой». Во-вторых, Оно происходило родом из этакой умелой нечисти, что о столь даровитых и многоликих демонах Анчу и слышать не приходилось. В-третьих, Оно было бабой. Как третья данность могла уживаться с двумя первыми – превеликая тайна. Впрочем, сию тайну Анчес и не тщился разгадать – явно не по зубам. Хватало и того понимания, что у такой шпионки учиться не зазорно. Да и першпективы такие открывались, что гишпанский дух захватывало и возносило в высоты, до того абсолютно несвойственные. И еще Анч хотел себе настоящий чин. Вот этот титул «Оно» - ведь как возвышенно звучит?! Тут и звание, и чин, и дворянское благородство – все в том кратком «Оне». Что там «боярыня» какая, «синьора» или даже «баронесса»… «Оно» - истинно штучное и гордое звание, такое недаром дают… Анч уже и сам восхищался: нюх и напористость у тетки редкостные, а уж как хладнокровно ножом работает… И ведь не попрекает тем, что некоторые представители редких сословий крови по природной склонности сторонятся. Говорит, «в определенной ситуации люди склонны пацифистам больше доверять». Анч уже знал, что придется равно работать и с людьми, и с нелюдью. Если, конечно, наймут. Оно великодушно обещало перед командованием словечко замолвить, но уж как там получиться… Может, и вовсе не возьмут? Впрочем, пока надлежало со здешними делами закончить.

***

…— Слушай, я если она отдавать не захочет? – пробормотал Анчес. – Нехорошо все ж драться, жалко девку.

— Отчего не захочет? Да и не думаю я силой отнимать. Честный обмен провернём.

— Так а ежели с ней и вовсе смерть? Без Фиотии и меня, очень даже легко могла полноценно помереть.

— Чего это вдруг? Мертвые – они неспешные. Я проверяла. Это помереть сложно, а дальше как по маслу идет. Не, трясись, товарищ анчут. Договоримся, и не с такими сговаривались, — Оно поразмыслило, поигрывая ножичком, и вновь открыло мешок. На сей раз, основой для пудинга стала сомятина, а внутрь пошли товченички[3]

***

Найти оказалось непросто – к нужному лесу выбрались лишь на второй день поисков. Да и к нужному ли? Слухи по окрестным селам бродили причудливые, впору напугаться. Но наглое Оно видывало и не такие виды, да и Анч, залечивший хвост, был бодр и бесстрашен.

…— Говорю тебе, были мы уже у этой ямы, — ворчало Оно, пробираясь вдоль откоса.

— То вовсе другой овраг мы обходили. Ты ж глянь, тут и ручейка никакого нету, — возражал кобельер-следопыт. – Сейчас, кромочкой, кромочкой…

— Закудхали эти ваши яры, — бурчало Оно, шурша сапогами по сухой листве. – Может, мертвячка от нас удирает? Мы к ней, а она по кругу, да в иную рощу.

— Чего ей от нас тикать? – не очень уверенно возражал анчут. – Найдем. Не её, так укрытие. Шалаш или нора должна быть.

— Искать норы мёртвых, это, знаешь ли, еще то занятье. С точки зрения диалектики… — принялась втолковывать мудрое, но шибко уж заумнословное Оно.

— Не начинай! – взмолился Анч. – Глянь, день какой ясный. Солнышко, дух по лесу осенний. Ты нюхни – дубрава какая, а уж жёлуди...

Оно покосилось на нечертового чёрта, шумно втягивающего пятаком волшебный воздух дубравы.

— Вот лесная ты тварь, прям барсук какой-то. Ладно, веди, почитатель желудей. Мне-то здесь простора маловато и вообще все деревья на одно лицо…

К шалашу вышли ближе к вечеру. Сооруженье было так себе: кривобоко, да и порядком развалилось.

— А не ушла ли наша паненка? – высказало догадку Оно. – Что-то запустенье в хозяйстве.

Анчес ткнул локтем. Оно, не оборачиваясь, хмыкнуло:

— Я в лесу туповата, а не по всей жизни. Ежели кто вдруг за спиной появляется, не особо удивляюсь. Но если меня грязной железкой по затылку вздумают угостить – буду возражать.

Лесная обитательница действительно стояла за спинами гостей, держала руки за спиной и смотрела исподлобья. Кобельер жалостливо шмыгнул носом – одичала Хеленка. Не причесана, должно быть, с лета, от панского платья мало что уцелело, сапожки… э, там голенища разве что на ногах болтаются. Личико всё так же красиво, но в глазах одна только злоба. Правда, вполне живое чувство. Недоумерла, значит, панночка…

— Что ж, раз уж нашли, и черепушки целы, грех будет, словом не перемолвиться, — крякнуло Оно. – Надоедать не будем, но разговор есть. От ужина не откажешься?

Полумёртвая не отказалась. Сожрала в одну глотку всё, что принесли гости в торбе, лишь выплюнула остатки куриных костей.

— А ты говоришь,