— Я приехал сообщить тебе радостную новость, сестрёнка. У тебя появился шанс свалить из Франции раз и навсегда. По крайней мере, до тех пор, пока нас достопочтенный папа не сдохнет, — Эдвард опускает на Адалин взгляд с высоты своего роста. — Он хочет перенести часть своего бизнеса сюда, в Россию. Полагаю, что в Европе уже становится тесновато. И знаешь, что самое забавное? Он назначил на эту роль не меня — хотя, мне уже пора переставать удивляться тому, что отец не замечает меня.

— И ты приехал, чтобы сообщить мне такую радостную новость?

— Конечно, — его губы растягиваются в столь ослепительной улыбке, что Ада неосознанно поморщилась. — Только знаешь, что, сестричка, — голос Эдварда вдруг становится осязаемо опасным. — Это ведь я должен был быть его наследником. Я должен был поехать в России и помочь здесь с основанием компании. Пока ты воротила свой носик от отца, он пришёл ко мне и сказал, что это должна быть ты. Та, которая водит дружбу со всяким сбродом. Сколько ты не общалась с отцом, Ада? Сколь сильно ты ненавидишь его, а он ставить тебя на эту должность. Это просто…. невыносимо!

— Если тебе так упёрлось это, Эдвард, я с радостью отдам её тебе.

— Не-е-ет. Дело, чёрт возьми, не в этой сраной должности, сестричка. Дело в том, что ты со своим детским поведением всё равно выглядишь в глазах отца как ангел. И несмотря на то, что ты ведёшь себя как последняя сука эти шесть лет, он раз за разом обращается к тебе, — губы Эдварда кривятся.

— Я не хочу соревноваться с тобой в глаза отца, Эдвард. Я могу позвонить ему и отказаться от этого. Если это потешит твоё гнилое эго. Если ты оставишь после этого меня в покое…

— Нет! Не смей! Подбирать за тобой всякую грязь я не намерен, — Эдвард продолжает улыбаться, хотя глаза его горят бешенством, и не будь здесь столько народу, Ада была уверена, он бы схватил её и придушил. — А что насчет соревнований, сестрёнка. Ты то может и поджимаешь свой хвостик, а я сдаваться не намерен. Поверь мне, отец ещё поймет, что ты не стоишь всего его внимания к тебе. Ооо… будь осторожней, сестричка. Его стараниями ты ступаешь на скользкую дорожку.

Эдвард притворно-нежно — по-братски — приобнимает Аду за плечи, пока пальцы его руки в псевдо-нежной манере приглаживают её волосы, заставляя девушку съежиться и сжаться. Подстава ли это была от отца или надежда на спасение? Была у них с Эдвардом одна схожесть — они оба всё делали не просто так. Что стоило её отцу поставить Эда на эту должность? Даже если бы он не хотел; даже если бы он отказался и Ада всё равно сделала бы эту работу?

— Ты конченный ублюдок, Эд, — тихо шепчет Адалин, пока блондин остраняется от неё. — Не приближайся ни ко мне, ни к моим друзьям.

— А то что, принцесса Ада?

Эдвард уже улыбался как победитель. Светло и ярко, когда отходит от Адалин на шаг, на два, а затем и вовсе скрывается за дверьми своей машины. Руки у Вуд безжизненно повисают вдоль её тела, пока глаза провожают тачку с ревущим мотором. Как странно. Прошлое, от которого она так старательно бегала, снова и снова настигает её в этой гонке.

14 глава

Февраль, 2012 год.

Франция, Париж.

К концу зимы на второй год они начали встречаться — и не для кого это не стало удивительным. Эдвард очень терпеливо и трепетно ухаживал за Дафной, практически стоически терпя её отказы на протяжении этого года. Дарил ей цветы, звал на прогулки и даже в школе ни раз можно было застать их разговаривающими друг с другом. На самом деле, мнений по поводу этой пары было безгранично много. Кому-то было просто плевать; кто-то относился к этому со скептицизмом и ставил ставки, через сколько этот неравноправный союз развалится. А кто-то, начитавшись романов и насмотревшись фильмов двухтысячных, смотрели на всю эту историю с сердечками в глазах. Адалин тоже должна была радоваться за счастье подруги и изменения брата в лучшую сторону, но почему-то каждый раз её посещало не очень хорошее предчувствие.

Она наблюдала за развитием их отношений весь прошедших год. За всеми подарками, разговорами, отказами и терпеливыми попытками Эдварда добиться хоть чего-нибудь от Дафны. Наблюдательности Адалин хватало, чтобы заметить, сколь аккуратен был брат. Он не наседал на неё, не давил своей авторитетностью и статусом; он обходился столь аккуратно, что Ада лишь сильнее стискивала челюсти, готовясь к взрыву. Но его не было. И тогда Адалин вдруг поняла, что неправильно оценивала брата по его прошлым — порой ужасным — поступкам. Что она просто не даёт ему шанса показать себя с другой стороны. В конце концов, уже все стали верить, что бывший избалованный хулиган присмирел в руках обычной девушки из не самого благоприятного квартала Парижа. И он… улыбался. Смеялся! В какой-то момент Адалин поймала себя на мысли, что перестала замечать в нём неискренности, лишней жестокости и глупости.

Боги! Он превратился в домашнего кота.

И пока все остальные смирились с новым поведением Эдварда Вуда, Адалин продолжала не спускать с него пронзительного и пытливого взгляда — всё тут не складывалось в единую картинку. В один день он практически избивает мальчика из того же района, что и Дафна, в следующей подаёт ей ручку и помогает подняться на ноги. Адалин открывает глаза от ужина, с которым практически покончила, на рядом сидящего брата. Эдвард уставился в свой телефон, спрятанный под столом на коленях, чтобы не привлекать внимание читающего газету отца, и улыбался, как полоумный влюблённый идиот. Неужели, одна встреча способна так сильно изменить Эдварда?

Ада быстрым взглядом скользит по отцу, оценивая по его холодному и непроницаемому лицу степень заинтересованности вечерними новостями. И только потом аккуратно изогнулась на стуле, чтобы толкнуть колено брата своим и привлечь к себе его внимание. Эд вздрагивает, едва не роняя телефон на пол, и поднимая возмущенные карие глаза на сестру.

— Чего тебе? — шёпотом произносит он, получая строгий взгляд отца поверх газеты.

— Никакого шума за столом, — холодно комментирует отец. — Если хотите поговорить, выйдите из-за стола. Как наговоритесь, так вернётесь. Не хочу слышать лишние звуки.

Адалин поджимает губы, с трудом сдерживая порыв закатить глаза. Её пальцы обхватывают запястье брата, заставляя его положить вилку, которой он