могут сходить в недорогой театр и развлечься с немками.

– Да, отличное соседство, – прошептала Лита.

Офицеры выглядели очень колоритно, сидели на кресле нога на ногу и все время жевали. Один из них на ломаном немецком стал клеиться к Лите, она же ответила ему на чистейшем английском: «Я из Советского Союза, а это мой муж. Мы очень рады, что увидим эту знаменитую оперетту вместе с вами». Немки заревновали, потому что не знали английского. Лита услышала «Verdammt»84 и предложила Максиму поменяться с ней местами.

– Как ты думаешь, это восточные или западные немки? – спросила Лита.

– Я думаю, что западные. Восточные не стали бы общаться с американцами.

Оперетта была в классической постановке в трех действиях с двумя антрактами и закончилась в 12 часов ночи. До отправления поезда оставалось еще 7 часов. И тут Максим предложил съездить в Трептов-Парк85 и посмотреть на знаменитый памятник советскому солдату86. Станция U-bahn имела одноименное наименование и находилась в четырех остановках от главного вокзала. Поезда ходили нечасто, но движение U-bahn ночью не прекращалось.

В ночном парке горело несколько фонарей, а памятник воину-освободителю освещался Луной. Они поднялись по огромной лестнице и залюбовались бронзовой фигурой советского солдата, который стоял на обломках свастики. В одной руке солдат держал опущенный меч, а другой поддерживал спасенную им немецкую девочку. Это была одна из самых известных скульптур из советского школьного учебника, поэтому Лита была очень рада увидеть оригинал.

Между тем ночь была холодной, они замерзли и решили пойти на станцию U-bahn, чтобы не пропустить ночной поезд до главного вокзала. Они вошли в купе за полчаса до отправления поезда, легли и сразу же уснули. Проверку документов во Франкфурте-на-Одере Лита благополучно проспала и проснулась уже к вечеру, когда они подъезжали к Варшаве.

– Давай прятать колбасу. Завернем ее в целлофан и положим в чемодан с подарками. Если найдут, скажем, что везли в подарок.

– Ты выспалась, дорогая? Ты проспала целый день, не будешь спать ночью.

– Я так хочу домой и так соскучилась по сыну, что уже считаю часы до встречи. А спать все равно не дадут: будут менять вагонетки.

В Бресте в купе вошла грузная женщина средних лет в куртке защитного цвета и сказала:

– Санитарный контроль. Что везете? Колбасные изделия, молочные продукты, масло?

– Ничего не везем, – ответил Максим. – Вот колбасу доедаем, осталось два кусочка на ужин. Впрочем, вы можете ее забрать.

– Ешьте свои остатки, забирать не буду, – сказала женщина и посмотрела на колбасу голодным и завистливым взглядом.

– Вот мы и в Союзе, – нараспев промолвила Лита, когда женщина ушла. Добро пожаловать домой!

Москва, 1985 год

1985 год стал последним в СССР в «пятилетке пышных похорон»87 или как ее называли в народе «пятилетка три П». Согласно ходившим тогда анекдотам, пятилетка началась с похорон М. А. Суслова88, которые назвали «великим почином». Потом этот мир покинул Л. И. Брежнев, 18 лет верой и правдой прослуживший советскому народу и коммунистической партии Советского Союза и олицетворявший эпоху «застоя», названную в его же честь. Не проработав на высшем посту и пятнадцати месяцев, скончался Юрий Владимирович Андропов.

К. У. Черненко заступил на высшую должность после смерти Ю. В. Андропова, потому что в высших кругах СССР были затруднения относительно исхода внутрипартийной борьбы, а он был единственной компромиссной фигурой. С самого начала своего правления он выглядел больным и несчастным. Его речь на октябрьском (1984 года) Пленуме ЦК КПСС не транслировалась по телевидению в прямом эфире или в записи, а была с выражением прочтена знаменитым диктором телевидения Игорем Кирилловым – бессменным советским глашатаем политбюро ЦК КПСС. Константин Устинович выступать на телевидении просто не мог: он задыхался уже после нескольких предложений, прерывал выступление, чтобы отдышаться, и продолжал с видимым трудом. Когда он восстановил в рядах КПСС 94-летнего Вячеслава Молотова89, народ стал говорить: «Черненко готовит себе преемника». За два дня до смерти Константину Устиновичу вручили удостоверение об избрании депутатом Верховного Совета СССР, и эту по-настоящему жалкую церемонию, где Черненко с трудом произнес несколько фраз, показали по телевизору. Народ понял, что нужно готовиться к всесоюзному трауру.

Похороны походили на увертюру к временам перестройки, объявленной М. С. Горбачевым в 1985 году. Михаил Сергеевич был назначен «председателем похоронной комиссии», что в традициях позднего СССР означало, что именно он будет преемником. Перед гробом уже третий год подряд скорбели выдающиеся мировые политики того времени: президент Франции Франсуа Миттеран, Ясир Арафат – председатель организации освобождения Палестины и Маргарет Тэтчер – премьер-министр Великобритании. Маргарет Тэтчер была вся в черном, а ее траурный облик вершила шляпа с огромными полями и густой черной вуалью. Эта политическая сирена приехала не проливать слезу, а поближе подобраться к новому лидеру СССР – Горбачеву. Впоследствии их дружба сыграла роковую роль для Михаила Сергеевича, впрочем, как и для всей страны.

1985 год открыл череду последних счастливых лет для граждан СССР: не было войны и голода, в сердцах людей жили ценности духа, была уверенность в завтрашнем дне и ожидание счастья. Семья Литы и Максима Овчаровых жила счастливо. Казалось, что так будет всегда.

Их жизнь омрачила только смерть Анны Александровны, которой в начале года исполнилось 80 лет. Она болела, слабела и однажды сказала Лите: «Моя дорогая девочка! Я не нарадуюсь на вашу семью, ты выбрала себе отличного мужа. И мне не страшно умирать, потому что сиротой ты теперь не останешься. Сын и муж – это твоя надежная опора. Всегда помни об этом, не поддавайся чувствам и будь верна своей семье. Всегда помни о Боге и его заповедях».

Услышав эти слова, Лита заметила, что Анна Александровна за последний месяц особенно похудела и стала почти прозрачной. Но она держалась очень мужественно и ни на что не жаловалась. Каждое утро она вставала раньше всех, готовила завтрак, потом мыла посуду. К ее огромному сожалению она не могла больше водить Владимира в детский сад, потому что уже не выходила на улицу, и эта обязанность перешла к Максиму.

Но каждый вечер она по-прежнему читала ребенку сказки на ночь, живо принимала участие во всех семейных разговорах и старалась не быть обузой. Она стала часто молиться, стоя перед образами, чтобы припомнить все грехи от юности. Самым большим она считала то, что так и не сумела найти своего внучатого племянника Виталия. Она каялась перед Богом о прощении за то, что в те тяжелые дни