Шрифт:
Закладка:
— Оу, я поняла. Ты с твоими товарищами как раз были того возраста, когда решили, что вам нужны защитные приспособления — бандажи и «ракушки» для защиты паха. Но у тебя не хватало смелости попросить родителей купить их, поэтому каждый день после школы вы собирались вместе и вырезали ножами маленькие «ракушечки» для пениса из деревяшек, которые прибило к берегу и вязали на пальцах бандажи, используя остатки ниток, которые ты украл у мамы из её комнаты для вязания и… — я визжу, когда он хватает меня и перебрасывает себе через плечо, как какой-то мешок с картошкой.
— Маленькие ракушечки для пениса? — рычит он, шлёпая меня по едва прикрытой заднице.
— Хватит! Опусти меня!
Дюйм за мучительным дюймом моё тело скользит по нему, остановившись только, когда наши взгляды встречаются. Я хочу, чтобы его губы начали терзать мои или услышать колкий комментарий на мои слова, но он лишь качает головой и сдержанно усмехается.
Я опускаюсь на землю.
— Как я уже говорил… — он переплетает наши пальцы, снова возвращая меня к теме нашего разговора. — В нашем клубе спортсменов обсуждались девушки. Особенно интересовали новенькие, которые хотели стать черлидерами. Мы выбирали любимых кандидаток, исходя из их внешнего вида, популярности и прыгучести.
— Прыгучести? Это что-то вроде, как высоко они могли прыгнуть?
На этот раз он широко улыбается, но я не могу определить, что это улыбка означает.
— Это что-то вроде, какого размера у них сиськи.
А впрочем, неважно. Теперь я поняла эту улыбку. Это «я был перевозбуждённым подростком-извращенцем, и всё ещё отчасти горжусь этим» улыбка.
— Нашу систему оценивания мы называли «Фактор Прыгучести». «Пятёрка» — от такой красоты можно ослепнуть, а «единица» даже не стоила того, чтобы носить лифчик.
Вот вам и Святой Лотнер.
Я не должна смеяться — они унижали девушек, заставляли их смущаться и всё в таком роде, но я не могу удержаться. Это чертовски смешно.
— Ты смеёшься? — медленно и недоверчиво интересуется он.
— Я знаю… знаю. Мне следовало бы обидеться, — я качаю головой и пытаюсь отдышаться. — Возможно, если бы я не была такой пацанкой в том возрасте, то сейчас мне было бы обидней. Если и есть кто-то противоположный черлидирше, так это я.
Лотнер дёргает меня за хвост.
— Продолжай-продолжай. Теперь моя очередь вытягивать из тебя грязные подробности прошлого.
— «Грязные» — это ты верно подметил. Во времена моей «пацанской» юности, у меня была просто мания копаться в грязи на заднем дворе нашего дома. И я больше, чем уверена, что «Фактор страха» украл у меня эту идею, спустя год. Несколько соседских детей, по большей части мальчики, и я играли в нашу собственную версию этого шоу. Я перепробовала почти каждый вид насекомых, которые водились в Северном Иллинойсе, а ещё кроличьи какашки и жабий глаз.
Его подавленный вид был бесценен.
Я киваю, указывая на свои губы.
— Да-да, приятель. Всё верно. А ты целовал эти губы. Какашки, глаза жабы и насекомые.
— Отвратительно… больше слов у меня нет, — он закрывает глаза и вздрагивает от этих мыслей.
Мы снова доходим до нашей части пляжа.
— Нам пора возвращаться. Мне нужно сделать кое-какие исследования, а твоя любимая собака скоро захочет есть.
Лотнер прижимает меня к своей груди. Волны бьются о наши ноги.
— Но мы можем сначала быстренько окунуться? — я закусываю нижнюю губу, в жалкой попытке сделать щенячьи глаза.
— Сегодня немного прохладно. Ты замёрзнешь, когда выйдешь из воды.
Я пожимаю плечами и толкаю его в сторону воды.
— Ох! — визжу я, когда холодная волна накрывает нас по самые плечи.
Лотнер прижимает меня к себе и глубоко целует.
— Какашки, глаза, насекомые, — бормочу я ему в губы.
— Заткнись.
Он хватает мою задницу, и я оборачиваю ноги вокруг его талии. Ощущение его возбуждения заставляет меня желать большего. Его умелые руки освобождают мою грудь от верхней части купальника, а пальцы сжимают соски. Это совершенно точно самая сексуальная вещь, которую я когда-либо делала. Я боюсь, что вмешается аналитическая часть мозга и украдёт этот момент. Поэтому крепко прижимаю его к себе, начиная тереться о его член, в надежде предотвратить любое вмешательство его или моего рационального мышления.
Мы подходим поближе к пляжу, и я чувствую укол разочарования, когда он ставит меня обратно в воду, которая уже по колено. Я прикрываю свою грудь.
— Нет-нет-нет, — он качает головой, и мне хочется закричать от восторга, когда я вижу, как дюйм за дюймом его шорты скользят по бёдрам. Став на колени на мелководье, он садится на пятки и притягивает меня к себе на колени. Вокруг ни души, но тот факт, что на этом холмике, покрытом травой, может кто-то появиться, заставляет чувствовать себя рискованно, непослушно. Этот момент сексуальный и волнующий.
Пока его рот занят одной грудью, рука принимается мять вторую. Схватившись за его волосы, я притягиваю его ближе к себе. Одной рукой я наглаживаю его эрекцию, пока он не стонет у моей груди. Я задыхаюсь, когда он кусает мой сосок. Просунув руку между нашими телами, он сдвигает в сторону мои плавки. Погрузив ноги в песок, я приподнимаюсь так, чтобы его твёрдый член оказался у меня между ног и, наконец, позволяю ему войти в себя.
— Боже.
Когда он входит в меня, я переношусь на совершенно другой уровень рая.
Он сжимает мои бёдра, а рот прижимается к моему, когда я начинаю двигаться вверх-вниз. На долю секунды я задумываюсь насчёт акул, которые, вероятнее всего, подплывают ближе к берегу с наступлением темноты.
— Охх! — вскрикиваю я, когда Лотнер делает очередной толчок.
Мысли об акулах сразу же испаряются, как только я начинаю чувствовать медленное приближение оргазма. Мы оба двигаемся быстрее, пока волны бьют мне в спину.
— Сильнее! — кричу я, откидывая голову назад и чувствуя приближение оргазма.
— Господи, Сидни! — рычит он, делая последний толчок, и мы достигаем высшей точки вместе.
Медленно двигая бёдрами, мы наслаждаемся последними отголосками удовольствия. Я чувствую, что океан во мне, вокруг меня. Он роняет голову мне на грудь, а я прислоняюсь щекой к его макушке.
— Это было… — выдыхаю я в полном изнеможении.
— Чертовски восхитительно, — заканчивает Лотнер.
По дороге домой я засыпаю от прикосновений Лотнера, которые успокаивающе поглаживают моё предплечье.
— Я сейчас вернусь, малышка, — шепчет он.
Я слышу, как закрывается дверь, и пытаюсь разлепить глаза. Я не понимаю, где мы находимся, но