Я смотрю на Роуэна. От кухонного жара он раскраснелся. Я думаю о том, как он был небрежен, когда я зашла в его комнату. Его голой коже. Его спутанных волосах. Искрах магии, которые разлетелись, когда он поцеловал печать на моем запястье.

Я ненавидела его. Я лгала ему. Я видела, как он, раненый, истекает кровью. Я перевязывала его раны. Я слышала от него то, что он никогда никому другому не рассказывал. И сейчас все, о чем я могу думать, это о нас двоих в саду. Багровый закат превратил мир в огонь. Мои юбки заправлены назад, а шрамы обнажены. Его руки на моей коже.

Я просовываю руку ему под рукав и касаюсь бинтов, которые завязала там прошлой ночью. Затем я протягиваю руку и провожу пальцами по его горлу.

– Роуэн, я забочусь о тебе. Больше, чем я когда-либо заботилась о ком-то, кроме Ариена.

Слова слишком искренние, слишком нежные, чтобы говорить в полный голос, и я шепчу:

– Я не хочу, чтобы тебе было больно.

Он подходит ближе и обнимает меня. Я отхожу назад до тех пор, пока не упираюсь в дверь. Его руки упираются в нее по бокам от меня. Поражаясь своим же действиям, он толкает дверь, захлопывает ее до упора. Нас обоих потрясывает. Затем он скользит рукой по моим волосам. Его пальцы упираются мне в затылок. Он двигается медленно, и я понимаю, что он дает мне шанс остановить его, если я не хочу этого.

Но это все, чего я хочу.

Я упираюсь руками в дверь, встаю на цыпочки и сокращаю последнее расстояние между нами. Когда мои губы касаются его, дыхание Роуэна перехватывается сдавленным рычанием. Мой первый поцелуй. Все это так неожиданно. Чувствую себя неуклюжей. Он целует меня в ответ, и я чувствую, как под кожей разливается жар.

Поначалу он колеблется и так мягок, будто все еще хочет дать мне возможность передумать. Но мне сейчас не нужна нежность. Я хочу ярости, огня, хочу сдаться под его натиском.

Я хватаю его, притягиваю к себе. Он стонет мне в рот, его пальцы сжимаются и путаются в моих волосах. Я углубляю поцелуй, мой язык скользит по его. У него вкус жженого сахара и чая со специями. Я чувствую место, где шрамы пересекают край его рта. Оно грубое, грубое и прекрасное.

Я позволяю своей голове откинуться назад, обнажая горло. Он целует меня в шею. Его зубы резко царапают мою кожу. Я вскрикиваю, и золотая, раскаленная магия расцветает из моих рук.

Меня охватывает прилив желания, все тело от него словно расплавилось. Мы прижаты друг к другу. Сердце к сердцу, бедро к бедру. Его рука поглаживает изгиб моей талии, затем опускается ниже. Сквозь тонкую ткань моей юбки его пальцы сжимают мое бедро. Роуэн такой горячий, что кажется, будто он касается моей голой кожи. Я задыхаюсь, и в тихой комнате звук кажется громким. Он отчаянно вздыхает, обдавая мою кожу жаром.

Я начинаю тянуть за шнурки на его рубашке, но он ловит мои руки, останавливая меня. Его большой палец трогает шрам на моей ладони, и он снова вздыхает, но мягче. Он склоняет голову и нежно целует отметину.

– Лета, пожалуйста, больше не вызывай Подземного Лорда. Обещай мне, что ты этого не сделаешь.

У него такое отчаянное выражение лица, что я с трудом выдерживаю. Я сжимаю губы, ощущая вкус тепла и меда. Я бы хотела, чтобы у меня был выбор. Такой выход из этой ситуации, при котором никто не пострадает. Я хотела бы солгать ему, но вместо этого качаю головой:

– Я не буду давать обещание, которое не смогу сдержать.

Он отпускает меня.

– Ты говоришь, что не хочешь, чтобы мне было больно. Что ж, это больно, Лета.

Я отхожу от него и иду к столу, к корзине, полной собранных мною фруктов. Я беру гранат и разрезаю его, затем выковыриваю семена кончиками пальцев. Маленькие и горькие, они лопаются, как пузыри, у меня на языке. Во рту растекается сладость.

Роуэн подходит и осторожно набирает семена. Мы стоим по разные стороны стола, глядя на раскрытый фрукт. Никто из нас не говорит. Мы медленно едим одно семя за другим, каждый раз терпеливо ожидая своей очереди. Чтобы убедиться, что наши руки не соприкоснутся.

Дверь открывается, и в кухню заходит Кловер, а за ней следует яркий солнечный свет. У нее в руках корзина с травами, срезанными с небольшого участка в саду; дикая мята, крапива, пиретрум. Их запах наполняет воздух. Сладкий, горький запах свежей зелени.

– Фух, здесь действительно жарко.

Она проводит рукавом по лбу и смотрит на печь.

– Что ты делала с огнем? Ты же знаешь, что Флоренс ненавидит, когда мы его трогаем.

Когда никто из нас не отвечает, ее губы растягиваются в любопытной улыбке. Она замечает наше напускное молчание.

– Я чему-то помешала?

Я вытираю липкие руки о юбку и отхожу от стола. Роуэн смотрит на что угодно, только не на меня.

– Мы не трогали огонь.

Глядя на него, Кловер поправляет очки на переносице.

– Ты уверен? Выглядишь слегка… перегретым.

Она касается его лба, затем проверяет пульс. Ее рот дергается, как будто она изо всех сил пытается сдержать смех.

– Хочешь пиретрума? Я много собрала.

– Ничего подобного, – твердо говорит он. – Я в порядке.

Когда он отталкивает ее руку, его рукав слегка задирается. Когда Кловер замечает повязку, ее лицо становится серьезным, и она тянется к его руке:

– Можно взглянуть?

– Нет, нельзя.

– Кловер, разве ты не хочешь положить эти травы в кладовую, пока они не увяли?

Я подхожу, беру чайник, наполняю его водой и с громким стуком ставлю на плиту.

– Ариен, вероятно, сейчас проснулся. Я сделаю ему чаю.

– О да, кладовая.

Она хитро улыбается.

– Ладно, оставляю вас двоих в покое.

Она переносит корзину в небольшое пространство рядом с кухней, где хранит свои алхимические принадлежности. Через полузакрытую дверь я слышу шорох и царапанье, когда она что-то двигает. Звук режущих ножниц, когда она разрезает бечевку, чтобы повесить свежие травы под потолком. Чайник начинает гудеть, на слишком горячей плите вода быстро вскипела. Я оборачиваю руку тканью и снимаю его с огня.

Кловер возвращается с банкой сушеных цветов и небольшой горсткой мяты и пиретрума. Она снимает поднос и чашку с посудой, затем наполняет чайник листьями и горячей водой и просеивает ложку цветов.

– Не забывай, – говорит она Роуэну. – Ты должен будешь пойти в деревню. Хранитель Харкнесс хочет поговорить с тобой о костре на Саммерсенд.

– Просто замечательно.

Хмурясь, он потирает лоб.

– Именно то, чем я хотел сегодня заняться.

При слове «Саммерсенд» – конец лета – я умолкаю. Это та ночь, когда граница между Верхним и Нижним мирами наиболее тонка. В каждой деревне зажигается костер, и все собираются, чтобы петь молитву, пока дрова и пучки зелени сгорают дотла.