Шрифт:
Закладка:
Мы повертелись много где, особенно в зале, посвящённом Великой Отечественной, ну или Второй Мировой, так её тут называли. Странное дело, у нас должны были быть эмоции и вопросы, но я лишь с каменным лицом рассматривал модели тех самолётов, что пришли нам на смену и на которых наши выиграли войну, не говоря ни слова, Олег тоже. Тамара Лукинична, кстати, что-то такое уловила в нашем поведении, потому что чуть снизила темп и рассказывала о этой войне дальше, находя сердечные слова.
Потом мы покрутились у парадного костюма Гагарина, уважительно рассматривая его награды, да я притормозил у скромного снимка Серёгина, погибшего вместе с ним, где-то я уже его видел, причём ещё в той жизни, но совсем недавно.
И вот эта безэмоциональность, этот профессионально-сухой напор Тамары Лукиничны, позволил нам не только без боли узнать о распаде Союза, это был просто ещё один ворох фактов в общем потоке, но и принять и понять это. Просрали, сволочи, мрачно подумалось мне, зато вот Китай не просрал, хотя у них там своё кино, конечно.
Я принял это просто как данность, горевать и думы тяжкие думать потом буду, а пока просто слушал дальше, и дальше дело пошло веселее, вплоть до того самого мегаимпакта. К слову сказать, человечество развивалось, хоть и не так, как это раньше виделось мне. Всё было много смелее и невероятнее, чем мы себе это представляли. Новые технологии, новые вызовы, новые пути развития — да мы о многом и вообразить себе не могли, и именно это позволило пережить им, то есть нам, гибель Земли.
А ещё я с удивлением ещё раз узнал, что практически вся исполнительная и судебная власть принадлежит искусственному интеллекту, как Дима и говорил, вот только я ему тогда не поверил, люди только в наблюдательных советах заседают, они вмешиваются в некоторые, особо спорные дела да определяют общий вектор. Оказывается, только на таких условиях все обитаемые планеты согласились объединится в одно государство, назовём его так, и неприкосновенность этого самого интеллекта, а ещё его физическое местонахождение стали самым большим приоритетом, самой большой тайной нового союза.
Зачем это и к чему — я не понял, да и не старался понять, это просто отложилось в моей памяти ещё одним фактом в ряду многих, я уже без удивления смотрел на самые разные фантастические вещи, да старался не отключаться, силой воли заставляя себя внимать.
Но всё когда-нибудь кончается, кончился и этот праздник знаний, и вот мы втроём стояли перед Тамарой Лукиничной на ватных ногах, Дима ошалел тоже, за компанию, и нам хотелось присесть где-нибудь в укромном уголке да молча посидеть, желательно пару часов, не меньше.
— Редко сейчас где увидишь таких стойких, тренированных молодых людей! — неожиданно похвалила нас экскурсовод, которую сам чёрт не брал, по сравнению с нами она была свежа и полна сил. — Мне и самой был интересен этот эксперимент, честно скажу, иногда я слишком сильно на вас давила, но вы выдержали всё! Может, следует и моим студентам иногда устраивать такое?
— Не стоит, наверное, — Олег чуть покачнулся, — хотя вам виднее. И спасибо большое!
— Спасибо, — включился и я, — за потраченное время, за науку, за всё спасибо.
— Пожалуйста, — ответила она, улыбаясь, — но теперь я не верю, что вы дикие. Не знающие многого — это да, но не дикие, это точно. Такой интерес и такие манеры не сымитируешь. Хотя и не моё это дело, миссис Артанис виднее, но у неё всегда находились какие-то странные интересы и тайные дела, что были мне совершенно непонятны.
Олег на это молча пожал плечами, мол, раскусили, но ничего не ответил, да она и не ждала ответа. А потом мы многословно с ней распрощались, вышло довольно сердечно, мы благодарили, она в ответ советовала нам заходить ещё, чтобы заняться какими-то отдельными периодами, которые нам точно следует знать для правильного мировоззрения, мы обещали непременно зайти, и таким макаром уже минут через пять очутились на площади перед музеем, там Тамара Лукинична ушла, и мы остались одни.
— Ну что, — сказал Дима, — планы поменялись. Я хотел было вас ещё в пару мест отвести, да куда там. И поздновато, и толку не будет. Может, зайдём куда-нибудь поедим да домой, переваривать еду и знания? Вы пиво будете?
Мы кивнули, и он много медленнее, чем раньше, повёл нас по улицам этого странного здания. Я шёл молча, пялился себе под ноги и пытался даже не собрать мысли в кучу, а просто успокоиться и немножко отодвинуть от себя всё то, что только что узнал. Завтра уже будет много легче, завтра я попытаюсь навести порядок в этих знаниях, Дима же обещал показать библиотеку, а пока следовало забыть обо всём, поесть да лететь домой, там я или сразу упаду спать, или завалюсь на шезлонг под звёздами во дворе, буду пить чай и думать о чём-нибудь этаком, сам ещё не знаю о чём, но буду.
А потом мы вошли в плотно набитое людьми заведение, и я очнулся. Там густо витали всякие вкусные запахи, там звякали ложки и вилки, там гомонили посетители и уютно, вполнакала, светили лампы, и у меня забурчал мгновенно проснувшийся живот, да зверски захотелось есть.
Дима сориентировался и нашёл нам свободный столик в плотно заставленном заведении, мы сели, и к нам тут же подкатился эдакий эталон официанта из далёкой галактики, во фраке и с четырьмя руками. Он сунул нам всем одновременно меню, дождался заказа и отчалил, сумев изобразить аристократическое удивление на моём борще и котлете с картошкой. Дима-то с Олегом спросили себе еды с до того странными названиями, что я бы и не понял, про что это, если бы где эти слова просто на улице услышал. Единственно, пиво тут называлось по-обычному, без изысков, и его мы заказали тоже.
— М-да, — протянул Олег, попробовав этого пива, — вот ведь дерьмище-то. А чего это у нас, ну, то есть в конуре нашей автомат кухонный спиртное заблокировал, а? Чья подстава, чьё неуважение? Я ведь, если бы знал,