– Где он? – я прошелся по комнатам.

– Кто? – девушка наивно захлопала ресницами. – Не понимаю, о чем ты, сладкий?

Ее любовник обнаружился под кроватью – голый и трясущийся от страха, он представлял собой жалкое зрелище. Пожалуй, более жалкое представляла только сама Серилла, лепечущая:

– Сладкий, я все объясню, сладкий! Это не то, о чем ты подумал.

Я без труда узнал в этом мужчине Мултона Ла Вара, который занимал один из руководящих чинов в Императорской эпидемиологической инспекции. Едва выговаривая слова от ужаса, он молил меня не причинять ему вреда, уверяя, что не имеет никаких видов на леди Дамвиль.

– Даже если бы и имел – мне абсолютно наплевать на эту дешевую шлюху, – бросил я.

Глаза Сериллы широко-широко открылись, а рот округлился в виде буквы «о».

Похоже, она ожидала, что я закачу сцену ревности и заявлю на нее свои права собственника.

Моя холодная реакция стала для нее сюрпризом.

И Серилла, обычно очень мягкая и сладкая, как кошечка, благовоспитанная Серилла закатила грязную истерику.

– Ну и уходи от меня! Уходи! И с кем ты останешься, Кайран?

– Со своей женой.

– С этой бракованной уродиной, над которой потешается высший свет? – злобно захохотала Дамвиль.

– Манон – самая красивая и желанная для меня женщина на всю оставшуюся жизнь. Скоро весь свет будет у ее ног. А ты и мизинца ее не стоишь.

После этих слов я, уже не слушая истерик, клятв и мольб выставил обоих любовников за дверь прямо в том, в чем они и были.

Самое удивительное, что я не испытывал к Серилле и тени ревности.

Лишь только брезгливость и… облегчение.

А, ну и еще злость на себя за то, что был таким слепым, глухим и самонадеянным болваном!

Эта злость в конечном счете и сыграла со мной плохую шутку.

Я разогнал фаэтон до предела его скорости, которая, конечно же, во много раз превысила допустимую.

Что-то небольшое мелькнуло перед капотом, и послышался звук удара.

Кажется, сбил какого-то маленького лесного зверька.

Ну и претемный с ним!

Однако, проехав немного, я покачал головой, притормозил и сдал назад.

Нет, не могу так оставить.

Живое же существо…

Сбитый мной зверь лежал на обочине.

Он оказался вовсе не лесным – это был щенок. Он тихонько поскуливал, жалобно глядя глазами-бусинками. Удар пришелся на заднюю половину его туловища – судя по неестественному положению лап, позвоночник был перебит.

Целительство никогда не было моим профилем, к тому же оно жрет магию только так, полностью истощая резерв.

Даже резерв класса-альфа, как у меня. Если я сейчас потрачу его на щенка, то несколько дней буду ходить пустым.

Он был беспородный, но красивый, лохматый-прелохматый. Сейчас эта кудлатая шерсть свалялась и висела клочьями, но если его хорошенько отмыть, то она, скорее всего, будет красивого кремового цвета.

Нужно отвезти животное к целителям и хорошенько им заплатить – тогда они залечат травму.

Но… Время ведь уйдет, а с ним вероятность того, что щенка можно будет излечить полностью.

Такие серьезные раны нужно исцелять сразу – тогда это пройдет без последствий.

– Потерпи чуть-чуть, парень. Все будет хорошо.

Я положил руку на бок щенка, и от нее в тело собаки заструилась моя багровая магия.

Она была боевой, а не целительской, поэтому ее потребовалось много, очень много, к тому же весь процесс занял около часа.

Когда я почувствовал себя совершенно опустошенным, щенок радостно тявкнул и вскочил на ноги.

Он снова мог ходить, да и вообще, судя по виду, стал совершенно здоров. Даже шерсть стала чистой и блестящей, как будто его вымыли шампунем.

Как раз такого цвета, что я и предполагал.

И что же сделал этот дурачок, исцелившись?

Правильно, выбежал прямо на середину дороги и принялся весело и бестолково гоняться за своим хвостом.

Выругавшись, я подхватил щенка и сунул на заднее сиденье своего фаэтона.

Я пожалею об этом. Уверен, пожалею! Какой из меня сейчас хороший хозяин этому псу? Мне б со своими демонами разобраться и сладить...

По приезду в город мне нужно было в гарнизон – решить кое-какие вопросы. Но как будто сама судьба заставила меня свернуть в торговый квартал и припарковать свое средство передвижения неподалеку от места, где поселилась Манон.

Я сразу же увидел ее саму, и сердце екнуло.

Моя жена снова возилась с красками.

Только на этот раз красила не столы со стульями, а стену. Она нарисовала большой желтый треугольник, на котором сейчас изображала красные кружки поменьше.

В зубах у нее была зажата кисточка с зеленой краской.

Даже сейчас, в простом темно-зеленом платье, переднике и белой косынке, как у служанки, Манон была прекрасна.

С этим ее сосредоточенным видом и локонами, выбившимся из-под косынки на лоб.

Покончив с треугольником, жена приступила к буквам. И вскоре под треугольником уже красовалась надпись «Уголок пиццы».

Пицца – что такое пицца?

Впервые слышу это слово. Но, судя по всему, это что-то вроде пирога.

Манон хочет открыть кофейню?!

Странно. Вообще-то, по идее, ничего в этом странного нет – всем известно, что Лафойеты прекрасные повара и рестораторы. Но ее дед ясно дал понять, что на Манон родовой талант отдохнул.

Она не умела готовить и никогда не проявляла к этому интереса.

Похоже, проснувшаяся лаури раскрыла в ней еще один талант.

Девчонка, которая в тот раз мертвой хваткой вцепилась в Манон, крутилась рядом с ней. Судя по тому, с каким восхищением ребенок смотрел на мою жену, девчушка души в ней не чаяла.

Предсказание с долбанным горшком гласило, что Манон, если ей суждено будет забеременеть, станет плохой матерью, но сейчас