— Давай-давай, — подначиваю его.

Кулак летит мне в лицо.

— Не туда бьёшь. Целься ниже. Солнечное, живот, печень. Постарайся ударить один раз, но сильно. Второго шанса у тебя не будет, — быстро говорю ему, открываясь для атаки.

Как уже практически мужчине ему важно чувствовать силу и значимость, важно защитить мать.

— Да пошёл ты! Мразь! — новый удар, уже правильный.

Но я не поддаюсь, это опасно. Словит самоуверенность, нарвётся на кого-то на улице и пострадает.

— Что тут происходит? — к нам выскакивает охранник.

— Всё нормально, сына тренирую, — тихо отвечаю мужику, пока Егор кипит, сдувая чёлку со лба. — Ну, — маню его двумя пальцами, — иди сюда.

— Аррр… — взвинчивается и опять кидается на меня.

Возимся, скручиваю его, прижимаю к себе спиной. Дёргается, психует, пытается ударить меня по ноге ботинком.

— Всё, всё, выдыхай, — говорю ему. — Молодец. Яйца есть, броню можно нарастить. Маму твою я не обижал, мы разговаривали. Теперь давай с тобой пообщаемся. Спокойно. Как мужчины. Ты же мужчина? Готов слушать?

Фыркает, но кивает. Отпускаю его, разворачивается и врезается кулаком мне в челюсть. Тру её ладонью, смеюсь.

— Чё ты ржёшь?! — вскидывается он.

— Пойдём, — всё ещё посмеиваясь, киваю Егору на двери ресторана. — Чай попьём, остынешь немного. А то заболеешь не дай бог. Твоя мать мне точно глаза выцарапает. Или боишься?

— Я ничего не боюсь, — гордо заявляет сын и первым заходит в ресторан.

Адская смесь в пацана заложена от меня, от Иры. Взрывоопасная. Надо учить его это контролировать.

Садимся с Егором за тот же столик, где пытались говорить с Ирой. Заказываю чайник чая с разными травами, отдельно мёд, джем. По сердцу снова царапает. Я совсем ничего о нём не знаю. Что любит, что нет. Какие-то интуитивные действия пока, но вроде попадаю, он тянется маленькой блестящей ложечкой к мёду.

— Голодный? — спрашиваю у парня.

— Нет, — и опять гордость.

Снова подзываю официантку.

— Два стейка ещё, пожалуйста. С кровью, — смотрю Егору в глаза. Хмыкает, но не возражает.

Молча пьём чай, изучая друг друга. Я жадно слежу за каждым его жестом, а он настороженно стреляет в меня глазами-пулями из-под вновь упавшей на лоб чёлки. В моём кулаке гнётся ложка.

— Ваши стейки, — официантка ставит перед нами две плоские деревянные подложки, на которых лежат сочные куски мяса с тёмными полосками от гриля и блестящими каплями золотистого жира на боках. Рядом соусы, для декора рассыпаны красные зёрна граната. На тёмном дереве они будто светятся.

Егор ловит пальцами пару сочных зёрен и закидывает в рот.

Беру в руки нож, вилку, разрезаю мясо, проверяя прожарку. Всю жизнь ем стейки только так. Наверное, это даже не дело вкуса, а скорее ещё одно своеобразное проявление профдеформации.

Проследив за тем, как я режу мясо, Егор делает вид, что тоже специалист в этом, и наигранно легко старается повторить финт. Задевает локтем подложку, ловит, резко выдыхает, всё поправляет и побеждает свой стейк.

— Это реально кровь? — морщится, тыкая острием вилки в центр сочной мякоти.

— Попробуй. Вкусно, — кладу в рот ломтик.

На меня смотрят с сомнением, но мы же гордые, да? Мы ничего не боимся и не уступаем.

— Если не понравится, можешь выплюнуть, — подмигиваю ему. — Закажем что-то другое.

Пробует, тщательно жуя. Забавно жмурится.

— Ну, допустим, вкусно, — заявляет он.

— Я рад. Ешь, а я буду говорить. Окей? — предлагаю ему.

— Окей, — закидывает в рот ещё кусок мяса, а следом зёрна граната.

— Ты уже взрослый парень, поэтому правда тоже будет взрослой. Маму твою я знаю давно. Мы познакомились с ней шестнадцать лет назад. Люблю я её тоже давно. По-настоящему.

— Это как? — хмурится Егор, откладывая вилку в сторону.

— Это когда в голове, в сердце, под кожей есть только одна женщина. Когда она по тебе бьёт, потому что ты её сильно обидел, а ты принимаешь и всё равно любишь. Когда она рычит на тебя разъярённой тигрицей, забыв, насколько на самом деле хрупкая и уязвимая, и ты её защищаешь. Понимаешь? — кивает, задумчиво поджав губы. — Бывает взрослым людям приходится принимать те или иные решения ради самых близких. Эти решения не всегда приятные. Иногда от них становится больно, но иного пути нет. А иногда, Егор, взрослые тоже ошибаются. В том или другом случае найти путь друг к другу довольно непросто, но чувства…

Мне самому странно говорить о себе в таком ключе. Чувства… Да, эта зеленоглазая бестия вдохнула в старого наёмника, пропахшего порохом, что-то нечуждое простым смертным.

— Но эти люди, — перефразирую, чтобы Егору было понятнее, — всё равно продолжают друг друга любить.

— Ты хочешь сказать, моя мать тоже тебя любит? — хмурится он.

— Хотелось бы верить, — посмеиваюсь. — Я хочу, чтобы ты знал и то, что я никогда не обижу Иру. Наоборот, я хочу ей помочь. Хочу защитить.

— Я её защищаю! — важно отвечает он.

— Ни капли не сомневаюсь. Но знаешь, что я думаю?

— Что? — катает оставшиеся зёрна граната по подложке.

— Вдвоём у нас это получится ещё лучше. Только тебе придётся подтянуть некоторые навыки. Я могу научить тебя драться? По-настоящему. У меня база своя, я парней постарше тренирую, но могу и тебя взять. Рукопашка, самооборона, тир. Но пахать надо, говорю сразу. Никакой пощады не будет. Пойдёшь?

— Я подумаю, — расправляет плечи.

— Правильно. Мужчина должен не только кулаками на улицах махать, он просто обязан сначала думать. Бессмысленные «геройства» губят ещё больше жизней. Так что ты всё взвесь и набери