когда вошла Акме, и глаза его расширились. Мучительная, но сладостная иллюзия стояла у входа, объятая солнечным светом. В простой рубашке, красной юбке, косынке, с двумя черными косами. Она стояла прямая и дрожащая, роняя слезы на исхудавшее пылающее лицо, любимое, незабвенное, и сердце заходилось страшной болью. Он знал, что этого не было. Но иллюзия не рассеивалась.

Рассекая прежнюю свою стыдливость, неукоснительное соблюдение правил приличия, Акме подскочила к нему, едва не падая от слабости, от счастья, обрушившегося на неё. Она глядела Гаральду в глаза, беззвучно плача. В груди Гаральда что-то невообразимо сладко оборвалось, перед глазами потемнело.

Все еще боясь поверить своему счастью, разламываясь от чувств, измученный, поседевший Гаральд Алистер, сын герцога, всем известный, как талантливый шпион, виртуоз государственных интриг, непроницаемый, всегда внешне ледяной, рассудительный и собранный, сделал растерянный и нетвердый шаг вперед ослабевшими ногами и с невообразимым смятением и ужасом на лице, коснулся ее мокрой щеки.

— Акме! — выдохнул он.

Ее тепло разлилось по его пальцам, по телу его, душе, слезами, беззвучными и чистыми, брызнуло из глаз.

Он пальцами изучал ее щеки, лоб, длинный бледный порез, губы. Будучи не в силах совладать с собою, он взял лицо ее в ладони, бережно, будто хрустальное, и начал покрывать его беспорядочными поцелуями, целовал глаза, щеки, губы долгим поцелуем.

Они вдыхали друг в друга жизнь неведомой силы, разжигая по жилам яркий огонь, заставляя биться истосковавшееся сердце.

— Акме! Акме! — шептал он, задыхаясь, сияя, глядя на нее туманными зелеными глазами, гладя волосы ее, целуя их. — Я знал, что они не убили тебя в Куре, но уже начал отчаиваться. Когда он приказал меня казнить, я понял, что ты здесь.

Гаральд прижал её к своей груди, тяжело дыша.

— Как ты только меня нашёл? — с тоской и болью вопросила Акме.

— Я был в Куре. Я потратил много часов, пока не нашёл твой след, который вёл севернее той земли. Затем твой след оборвался. Но там, где он обрывался, появился след саардцев.

— Кто ты такой, что так хорошо читаешь по следам? — с подозрением протянул Цесперий.

Но никто ему не ответил. Акме слегка отстранилась и начала внимательно, хмуро его разглядывать, словно не узнавала. На мокрых щеках его — щетина, но глаза всё также ярко сияют. Рукава изорваны и окровавлены. Ей казалось, что она, наконец, оказалась в безопасности. Что она больше не была одна.

— Я вас оставлю, — спокойно сказал Цесперий. — Все, что нужно, на столе, — он указал на небольшую кожаную сумку. — Если кто-то придет, тебе лучше спрятаться. Мирослав карает жестоко, когда его воле идут наперекор. Поняла? Вернусь через два часа.

Акме кивнула. Фавн ушел, заперев дверь снаружи.

— Где Лорен? — спросила она, поворачиваясь к Гаральду.

— После Кура мы поехали в Мернхольд. Я оставил всех там, а сам уехал. Был сильно ранен Элай, но уверен, что твой брат поставил его на ноги. Как ты оказалась в Саарде?

Акме вскинула на Гаральда огромные мрачные глаза, но промолчала. Что-то тяжелое и болезненное начало подниматься в ее душе, как только воспоминания о плене в Куре коснулись сознания. Словно сильнее заболели поврежденные ребра. Как будто трупный запах ударил в нос. Изуродованные, выжженные, измученные пленные толпой трупов встали перед нею, молчаливой и осуждающей.

— Они нашли меня, Сатаро и Августу, когда мы уже выбрались из Кура. У нас с Сатаро поднялся жар. Не знаю, чем бы это кончилось без помощи саардцев.

— Ты тоже пленница здесь?

— Да, но у меня тут немного больше свободы, чем у тебя. Я хожу по Верне с Цесперием и лечу людей.

— Цесперий — это…

— Фавн, — Акме кивнула.

— Они не обижали тебя? — Гаральд пристально поглядел ей в глаза.

— Пока нет. Но Мирослав хочет, чтобы я осталась здесь. Кто знает, что он решит сделать со мной, когда я откажусь. Снимай рубашку, посмотрю на твои раны.

Гаральд повиновался, и Акме помедлила, оглядывая его крепкий торс с волосами на груди. Здесь порезов не было. Ей захотелось провести руками по этой груди, покрыть поцелуями его шею и плечи, всем существом своим прижаться к нему.

— Повернись.

Мужчина повернулся. Через полспины зияла длинная окровавленная линия с кровоподтеками, довольно глубокая. Акме не выдержала и провела руками по его горячей коже. Ей все еще не верилось, что Гаральл был реален. Захотелось остаться в этой тесной грязной избе рядом с ним навсегда и никогда более не вспоминать о том, что в мире есть Коцит и Кунабула.

Акме взяла себя в руки, промыла его раны, обработала и наложила швы. Здесь не было ни теплой воды, ни чистых полотенец, но девушке удалось выкрасть у Грады одно. Коня Гаральда, всю его поклажу и оружие забрали саардцы. Затем Акме накрыла на стол и молча сидела напротив, наблюдая, с каким аппетитом он ел, любуясь, тихо роняя слезы не то радости, не то боли. Проголодался.

— После Кура я отказалась от вас, — прошептала Акме, всхлипнув. — От тебя, от Лорена. — После тех земель, окровавленных алтарей я немного тронулась умом. И проясняться начало только теперь.

— Мы все тронулись умом, когда приехали за тобой в Кур. Лорен, Буливид и Плио остались в лесу с раненным Элаем, его почти вытащили с того света, а мы помчались за тобой. Коцитцы сбили нас со следа, и мы прибыли в Коцит. Пленники сказали, что тебя там нет и что, вероятно, тебя повезли в Кур. Когда мы приехали в Кур, то увидели только человеческие останки, валяющиеся вокруг. А выжившие ушли. Мы нашли полу сожжённую девушку на столбе. У подножия лежала твоя подвеска со звездой Шамаша, и все решили, что это ты. Но я не мог с этим смириться.

— Это была Фая, — всхлипнула Акме, поморщившись и глубоко вздохнув, словно пытаясь освободиться от боли. — Они мучили ее долгие месяцы и, наконец, освободили от мук. Перерезали ей горло, а потом сожгли. Мне они приготовили другую казнь. Привязали к столбу … и натравили на меня огромного голодного лесного медведя. Пока он шел ко мне из чащи, коцитцы отрубили голову другому пленнику. И голову швырнули медведю. Этот медведь снится мне постоянно. Он и отрубленная голова.

Гаральд крепко обнял ей, и Акме охнула от боли, прорезавшей грудь и бок.

— Осторожно. Коцитцы повредили мне пару ребер.

— Я никогда не прощу себе то, что потерял тебя тогда.

— Я возненавидела вас в Куре, — с горькой улыбкой сказала Акме. — Мне было так страшно там. У меня не получалось высвободить свой огонь. Я так ждала вас,