на твоей душе». Раньше я не воспринимал эти слова матери всерьёз, но сейчас… сейчас они кажутся слишком реальными. Я пожертвовал Селеной, чтобы Рураль не сровняла весь чёртов Рэддхем с землёй; чтобы осталось хоть что-то.

После того злополучного утра меня часто преследуют приступы холода. Я замерзаю, а порой создаётся впечатление, что по венам текут холодные воды Северного моря вместе с кусочками льда. Но я привык и смирился с этим чувством. А вот со снами… нет.

Селена снится мне столь часто, что я практически схожу с ума. То не милые встречи и прогулки, не посиделки в библиотеке и тихий ужин. Я вижу её мертвенно-серую кожу, и мне хочется закричать. Пустой и бесцветный взгляд, покрытый плёнкой из тонкого-тонкого льда. Кончики пальцев и губы синие, под веками проступают паутинки вен, всё больше чернеющие с каждой секундой. Её трясёт от холода, меня трясёт не меньше. Селена обнимает себя за плечи, старательно пытаясь согреться, но не может. Я снова и снова делаю шаг навстречу, но она не подпускает к себе. Недоверие, что волнами расходится от неё, сгущается и жалит. Она шепчет. Хрипло, сбивчиво, выдыхая изо рта белое облачко пара.

«Смотри, Александр. Чувствуй. Любуйся тем, что ты сотворил».

Резко опускаю взгляд на свои руки и вижу, как тёмно-алая жидкость стекает по ладоням, пачкая снег. Всё внутри дрожит. Кровью пропиталась даже чёрная рубашка с закатанными по локоть рукавами. Я бегло смотрю на Селену и вижу то, из-за чего просыпаюсь всякий раз: перерезанное горло той, кого потерял. Она хватается пальцами за шею, пытаясь остановить льющуюся наружу жидкость, но продолжает шептать, окончательно захлёбываясь.

«Пожалуйста, останови это. Спаси меня. Пожалуйста. Она убивает меня. Убивает!»

Это стало моим наказанием.

– Не думала, что могу найти тебя здесь. – От голоса за спиной становится дурно – слишком елейный, наигранно-ласковый. – Обычно ты просиживаешь вечера в своём кабинете. – Чувствую через тонкую ткань рубашки как её руки скользят по плечам, разгоняя кровь и разминая мышцы. – Решил прогуляться по Садам?

– Решил немного проветрить голову, моя Королева. – Меня и самого тошнит от этой фразы, но приходится запихнуть всю свою гордость, все свои злость и гнев поглубже, продолжая играть уже порядком поднадоевшую роль – не-герой-но-любовник. – Сегодня замечательная погода. Не находишь?

– Возможно, – мурлычет она и оглаживает ладонями торс. Тепло щеки неприятно колет спину. – Но я терпеть не могу конец зимы. Слишком частые дожди, и небо постоянно затянуто тучами, – капризно тянет она, переплетая наши пальцы. – Не упрямься, пошли внутрь. Не хочу замёрзнуть тут до смерти.

Противиться не имеет никакого смысла, и я следую к выходу. Мы довольно быстро минуем ряд мраморных статуй, ныряем в застеклённые двери и оказываемся во владениях Дворца – духота тут же скользит по горлу. Рука тянет меня в мою комнату. Ноги сопротивляются, но разум твердит им: «Потерпи, ещё немного. Потерпи». Стискиваю зубы, ощущая лёгкую боль в дёснах, и продолжаю свой путь.

Когда дверь за моей спиной практически бесшумно закрывается, отпускаю чужую ладонь. Рураль проходит вперёд, а затем скидывает с плеч шёлковый халат, оставаясь в одной сорочке. Длинные светлые волосы струятся по спине и плечам, а взгляд зелёных глаз скользит по тумбочкам, письменному столу, небольшому дивану и кровати – как будто она тут в первый раз. Но на деле она просто тянет время.

Я знаю, о чём она хочет со мной поговорить.

Рураль опускается на диван, закидывая ноги на подлокотник. Волосы рассыпаются по мягкой ткани, являя своеобразный узор из тонких, но пышных нитей. Венец больше не сжимает её голову, но… заломы по-прежнему виднеются на прядях. Она задумчиво проводит указательным пальцем по спинке дивана, обводя его контуры. Рураль не носит корону Рэддхема. Боль после коронации ещё не прошла, так что мастера очень постарались в изготовлении точной копии.

– Ты хочешь что-то сказать. – Это не вопрос, но Рураль всё равно кивает, указывая лёгким движением кисти на стул около письменного стола, – я послушно следую её беззвучному приказу, опускаясь на стул и откидываясь на спинку.

– Я бы очень хотела поделиться с тобой хорошими новостями, милый, но… – Самопровозглашённая Королева склоняет голову. – Боюсь, сегодняшняя меня совсем не обрадовала. Когда ко мне пришли, я ожидала чего-то… менее шокирующего. – Щурюсь, внимательно наблюдая за переменами в лице Рураль; их нет, и это чертовски пугает. – Ты уверял, что твой помощник более чем удостоверился: я никогда не увижусь с твоей излишне строптивой знакомой. – Наши взгляды пересекаются, и я улавливаю вспыхивающий гнев. – Ты ошибся, Александр. Или это ошибка помощника?

– Я… не совсем понимаю…

– Ах, не понимаешь. – Теперь в глазах Рураль плещется самый настоящий огонь, готовый сжечь всю округу. – Две недели назад я отправила парочку гонцов к озеру, как делаю это каждый год. И вчера они принесли мне вести: озеро, не замерзающее столько лет, покрылось корочкой льда, а на берегу виднеются следы сапог и копыт. Что ты скажешь на это? – Её лицо искажается от гнева. – Знаешь, что это значит?

Я знаю.

– Селена живее всех живых. Слаба – возможно. Но не мертва. Это озеро не выпустило бы её мёртвой. Так позволь спросить, как так вышло?

– Моя Королева приказала мне избавиться от Селены, но не убить. – Сердце резко подпрыгивает в груди, с грохотом опускаясь обратно. Не от страха быть убитым здесь и сейчас, а от радости. – Я лишь ваш раб. Моё дело – исполнять приказы.

Рураль громко вскрикивает, моментально вскакивая на ноги. Пальцы всё ещё сжимают спинку дивана – костяшки на руках белеют. Не удивлюсь, если прямо сейчас она представляет, как ломает мне шею. Страшно разозлившаяся, буквально кипящая, колдунья пытается выровнять дыхание и не наброситься на меня, разодрав в клочья.

– Да как ты смеешь! Ты понимаешь, что я могу сделать с тобой?! – Глаза зажигаются опасным зелёным светом, но я не двигаюсь, сохраняя на лице непроницаемую маску, и наблюдаю за всё больше и больше заводящейся Рураль. – О, Александр, я найду твою девчонку, выпотрошу ее, и ты, – её острый ноготок упирается мне в грудь, – в этот раз будешь смотреть на это.

Она быстро покидает комнату, оставляя меня наедине с одной важной мыслью.

«Жива, жива, жива».

* * *

Селена

Слишком тихо, но не сказать, что спокойно. Мне не хочется открывать глаза; не хочется двигаться. Но это объясняется далеко не ленью, а страхом, что сковывает мышцы, цепко вгрызается в ещё немного помутнённое сознание. Перед глазами мелькают яркие картинки произошедшего, вызывая головокружение и крик, что никак не может вырваться наружу. Не могу больше