Через пять минут он знал об этой женщине все:

Кларисса Никитична фон Райхенбах, ахноген, двадцать девять лет, рост — метр шестьдесят восемь, фигура грушевидного женского типа, размер — пятьдесят — пятьдесят два, цвет глаз — синий — Войцех поморщился — какой олень составлял эти карточки? — Размер ноги — тридцать восемь. Цвет волос — русый, крашенный в платиновый, длина волос — до плеч. Энергоемкость — семь из десяти.

Войцех вынул пальцы. Голова немного кружилась. Если не дозировать, то откат будет такой, что выбьет его из рабочей колеи на пару дней.

Энергоемкость семь из десяти — да эта Кларисса редкая штучка! Среднестатистическая энергоемкость считалась от единицы до пяти. Ею обладали восемьдесят процентов ахноген. Шесть — семь — был показатель лишь у пятнадцати процентов. Оставшиеся пять процентов распоряжались восемью и девятью. Десять из десяти не имел никто. Во всяком случае, о таких людях в новостях не рассказывали, и никто из его знакомых их не знал.

Теперь понятно почему он почувствовал флер праздников. С емкостью до пяти ахногену хватало едва обеспечить свой быт, те, кто имели меньше четырех, отказывались обеспечивать бурлака, так как самим едва хватало. И при этом лишь единицы из них стремились найти службу или работу. Зачем им? Зато везунчики с шестью и семью баллами могли позволить себе жить на широкую ногу. И, похоже, Кларисса Никитична мало в чем себе отказывала.

Войцех дождался, когда перед глазами перестанет плыть, и снова подключился к архиву.

Мать — Августа Рудольфовна фон Райхенбах — шестьдесят два года, в возрасте тридцати четырех лет отбыла в Африканскую губернию с исследовательской экспедицией, числится без вести пропавшей.

Отец — Никита Олегович Галкин — шестьдесят семь лет, в возрасте тридцати девяти лет отбыл в Африканскую губернию с исследовательской экспедицией, числится без вести пропавшим.

Назначенный в опеку бурлак — Наталья Георгиевна Георгиева, тридцать два года, официально числится безработной, на попечении Райхенбах К.Н.

Кларисса Никитична воспитывалась бабушкой — Гретхен Вольфганговной фон Райхенбах — умерла в возрасте 97 лет, похоронена на городском кладбище Малых Вещунов.

Войцех отключился. Второй сеанс вызвал тошноту. Головная боль, преследовавшая от самых взломанных ворот, зашла на новый виток, и он несколько минут не шевелился, чтобы не спровоцировать рвотный рефлекс.

Значит, он не ошибся. Старуха и внучка связаны магией крепче, чем можно было предположить. Интересно, какая была энергоемкость у бабули?

В этот момент на полке задрожало голодное око[1]. Если связь прорывается даже сквозь заклятье тишины, то это могло быть только по работе и срочно. Он глянул на солнце за окном — прошло уже три часа, как он тут заперся. Однако! Войцех смочил слюной большой палец и мазнул по радужке ока. Она довольно чавкнула, вогнулась внутрь глазного шара и стала похожа на маленький динамик.

— Пан Войцех, — связь была плохой, но Войцех узнал старшего криминалиста, оставшегося на фабрике. — Вы слышите?

— Да, господин Васильев, докладывайте.

— Мы закончили осмотр. Обнаружены следы двух женщин.

— Двух? Вы уверены?

— Да. Пыли много, следы свежие, видны отчетливо.

— Что-то еще? — из-за одних следов вряд ли Васильев стал бы звонить. Чтобы порвать защиту тишины, наверняка пришлось прикормить голодное око каплей крови. А оно того не стоило.

— Да. Тут такое дело…

— Да что там? Говорите же!

— Две тысячи семнадцатая.

Войцех присвистнул.

— Научлит?!

— Предположительно. Мы нашли ящик с книгами. Разобранный. Техническая литература, инструкции. Но есть подозрение, что отсутствует книга из научной литературы. На слое пыли есть оттиск от обложки. Удалось четко зафиксировать три буквы: “цов”. С такой фамилией запрещенных к публикации и хранению авторов у меня четверо: Ларцов, Кравцов, Скворцов и Стрельцов. Книг ни одного из них я бы не хотел иметь в своем доме. Сами понимаете — по соображениям безопасности.

— Понял. Хорошо. Спасибо, что связались со мной…

— Это было непросто.

— Да, понимаю. С меня причитается.

— Свои люди, сочтемся.

«С меня причитается» Эту фразу он сказал по русскому обычаю. Означало это, что за получение оперативных данных прямо с места преступления, в обход всех бюрократических проволочек, он теперь что-нибудь должен Васильеву. Сложность была в том, что он не знал — что именно. Это был какой-то негласный и нелепый русский закон, принципы которого ему были не ясны, а объяснить никто не мог. Сложно было оценить оказанную услугу. И потом, когда приходил час расплаты — было невозможно понять, соразмерна ли оказанная взамен услуга или кто-то кому-то остался так же негласно должен. Такие отношения всегда нервировали Войцеха. В них не хватало ясности. Он от души ругнулся — ведь он не просил Васильева ни о какой услуге. Тот сам позвонил, но остался должен почему-то Войцех. Хотя, надо признать, сведения были и своевременны, и важны.

Он наблюдал, как после окончания сеанса радужка чпокнула и выпуклась. Надо будет подкормить голодное око глюкозой и ромашковым настоем. Выглядело оно неважно — белок потускнел и даже пожелтел, а сам шарик выглядел очень уж уставшим. Можно будет попробовать отвар шиповника. Но приучать к своим жидкостям Войцех не торопился.

Внезапно он поймал себя на мысли, что думает о чем угодно, только не о том, что сообщил ему Васильев. К чему бы это? А, собственно, к тому, что сведения были не просто важные, а можно сказать рисковые. Когда дело касалось запрещенной литературы, все было зыбко, нестабильно и очень размыто. И главное — нигде не прописаны критерии. Критерии отдали на откуп спецотделам. И тут надо было быть весьма и весьма аккуратным. С научлитом можно было как сделать значительный прыжок по службе, так и одним неверным действием разрушить карьеру полностью, и всю оставшуюся жизнь проторчать на улицах постовым.

Он все же воткнул пальцы в розетку еще раз и сделал запрос в архив о Гретхен Вольфганговне фон Райхенбах. И к своему великому удивлению, не узнал о ней практически ничего, кроме как то, что приехала она в Российскую среду с отцом и с дедом фон Райхебахами во время великого перерасселения, в возрасте приблизительно двух лет, когда после известной катастрофы и подписания соглашения всех стран мира об Объединенном государстве, в Российскую среду хлынул поток переселенцев из Европы. Ни точной даты рождения, ни ее вероисповедания, ни о состоянии в браке, ни точных биометрических данных, и даже — ни о энергоемкости, ни о чем этом сведений он не получил.

И если бы не