еще никто не угрожал! — выдохнула я возмущенно.

Крылатый гордо вскинул подбородок, а некромантка ойкнула.

— Согласна?

— Согласна!

А что остается делать? Если у мачехи не найду его глаза, то разыщу того, кто наколдует новые. Ведь я не обещала именно “его” глаза, верно? Думаю, в магическом мире это не такая уж сложная штука.

— Только мне время нужно.

— У меня бесконечность времени.

Некромантка икнула и запахала рукой, привлекая к себе внимание. Когда я посмотрела на нее, она замотала головой. Мол, не надо так делать!

— Только вы прождете упокоенным, хорошо?

— Собственноручно зарыться? Женевьевы ты или нет, но второй раз ты меня туда не отправишь.

— Тогда вы должны меня слушаться, хорошо?

Крылатый несогласно задрал нос.

— Иначе я не могу пойти на это, если вы будете запугивать адептов академии своими убийственными обещаниями любви.

Некромантка посмотрела на меня жалобно, и я добавила:

— И этой девушке отмените свое предсказание.

Крылатый провел рукой с острыми когтями по своей щеке:

— Сказанного не воротишь.

— Тогда с этой минуты вы молчите, хорошо?

— Я могу. Но есть условие.

— Какое?

— Я не отступлю от тебя ни на шаг, пока ты не вернешь мне глаза.

Некромантка пошатнулась, качая головой. Кажется, представила наш тандем.

— А вы можете становиться невидимым?

Крылатый недовольно скривил губы и нехотя произнес:

— Я могу быть птицей.

— Уже хлеб!

А это мы неплохо поторговались! Вот только одно я не учла — я крылатого так и не упокоила, а поэтому оказалась по другую сторону арки в дружной компании ворона на своем плече.

Итак, снова круг, снова выбор. Куда же мне пойти?

Глава 3

— Птиц, а ты можешь поменьше стать? Тяжелый же.

— Я и так пошел на уступки.

Смотрю, он такой же мастак болтать, как и я. Значит, договоримся. Если грамотно польстить, из некоторых можно веревки крутить.

— Крылатый, ты же такой известный на всю академию вестник любви. При виде тебя все в ужасе застывают. Как я тогда пройду испытание?

— Тебе на пользу только, — гордо поднял клюв он.

— Не скажи. Как тебя увидят, так будут мне палки в колеса вставлять на испытаниях. А оно нам надо? Как же я тебе тогда глаза верну?

— Есть связь? — важно спросил птиц.

— А как же!

Ему то неизвестно, что связь самая прямая.

— Можешь стать размером с мой сжатый кулак? — я показала, каким именно.

Ворон недовольно переместился с лапы на лапу и обратно, а потом стал уменьшаться до удобоваримых кошкой размеров. Отлично!

— И ауру спрячу, — проворчал он.

Замечательно! Крылатый в деле.

— Ты правда не Женевьева, — неожиданно выдал птиц.

— Понял наконец-то?

— Она никогда бы не попросила меня стать меньше и прятать ауру. Ей всегда хотелось мной всех запугать.

Да уж, мачеха себе никогда не изменяла.

— Как тебя зовут? Не птицей же мне тебя называть?

— Мое настоящее имя сложное, как твоя судьба.

И замолчал.

— Цену набиваешь? Тогда буду звать тебя Любка. Ты же вестник любви?

— Мне нравится!

— Я пошутила!

— А мне уже понравилось! Любка, — птиц так мечтательно закрыла глаза и втянула шею, словно его приласкали.

Бедненький недолюбленный. Даже спорить не буду. Любка так Любка.

— А я Оля. Ну что, Любка, как думаешь, какую мне арку выбрать?

— Куда тянет. Где видишь цветной туман. Или где сама арка приобретает цвет.

Я посмотрела на абсолютно одинаковые арки.

— Да от тебя толку гораздо больше, чем от того бедолаги в латах, — пробормотала я, закрыла глаза и попыталась так понять, не тянет ли меня куда-нибудь, раз я глазами ничего не вижу.

Не тянет.

Тогда буду наобум.

Я заскочила в первую ближайшую арку и тут же почувствовала давление в голове. Создавалось ощущение, что мои сводные сестры решили разом насесть на меня и добиться необходимого, поэтому феерично вскрыли мне коробку и поедали мозг палочками для роллов.

Любка перепрыгнул мне на макушку, вцепился когтями в волосы, и давление тут же пропало.

Ох, что бы я без него делала!

Тут же туман, в котором я находилась, рассеялся. Передо мной стоял наводящий жуть мужчина с абсолютно невыразительным взглядом светло-голубых глаз. И если я думала, что глаза крылатого — это страшно, то теперь поняла как крупно ошибалась. Вот где настоящая жуть, словно в пустоту смотришь.

— Это был твой фамильяр, не ты, — тонкие пальцы сделали щелчок у моего уха.

Мы с Любкой ничего не поняли, поэтому продолжали смотреть на экзаменатора, так любящего копаться в мозгах.

Он еще раз щелкнул, брови едва-едва приподнялись, что, должно быть, выражало крайнюю степень изумления.

— А-а-а, — протянул Любка, и стал заваливаться на бок, не забыв скомандовать: — Лови.

Я и поймала. Прижала птицу к груди и посмотрела на мозгокопателя.

— Интересно, — уголок тонких губ экзаменатора едва заметно дрогнул.

Еще один щелчок пальцами, и моя голова взорвалась калейдоскопом воспоминаний. Счастливое детство, трагический уход мамы, горе, а потом появление мачехи с сестрицами. На этом месте менталист резко сжал руку в кулак, обрывая прошлое.

— Женевьева, — прошипел он, а потом ничего не выражающие глаза полыхнули льдистым пламенем: — Думала, испугаешь меня? Вынудишь тебя принять? Никакого блату!

После этих слов невидимая сила вынесла меня из арки с такой силой, что я распласталась рядом со спящим встречающим в латах. Радужный пузырь, который он выпустил, попал в Любку, и птиц чихнул.

— Бытовики, тьфу!

И столько пренебрежения было к этой магии, что стало понятно — не в почете она, ой, как не в почете, раз даже вестник любви о ней так говорит.

А потом начался какой-то калейдоскоп под названием “Злодейские связи”. Из некоторых арок мы с Любкой вылетали со свистом, а в некоторых нам чуть ли не стелили красную ковровую дорожку на факультет. Вот только создавалось четкое ощущение, что ступи ты на нее, как в тебя тут же вопьются иглы. Мачеху либо боялись, либо ненавидели, либо жалели свести счеты, и, как полагаю, за счет меня. И сразу же распознавали ее след на мне, не помогло даже оставить кроссовки рядом с рыцарем в латах.

С академией я была