Да чтоб тебя! Они что, без анестезии собираются сустав вправлять, или что? Но нет – хирург тоже ощупал палец, поморщился в задумчивости. Заявил, что гипс наложить хватит – а там пусть разбираются на пункте назначения. И взялся за дело. Даже укол вкололи, и боль сразу ослабла.

Андрей попытался рассказать, как проснулся на диком пляже, но от него отмахнулись. Заявили – там разберутся.

Где – там? Не иначе – на небесах.

Спасибо хоть, в туалет потом проводили и воды попить дали. Даже не из крана – выдали бутылку минералки, которую он тут же и опустошил чуть не наполовину.

Жить сразу стало легче.

Вот только в это самое время пришел пресловутый транспорт.

Погрузка завершилась и правда в считанные минуты. Тетка, которую скрутили санитары у регистратуры, и давешний псих, уже сидели в автобусе, кода туда усаживали остальных. Оба приплясывали, чуть подпрыгивая на сиденьях, и что-то напевали.

В этом они оказались не одиноки. Кое-кто из загруженных с энтузиазмом принялся подпевать и приплясывать. Остальные понемногу втягивались: притопывали, дергали плечами. Тинейджерка, которую Андрей чуть не сбил с ног, убрала свой телефон и тоже подергивала головой, отбивая такт пальцами по поручню.

Он отодвинулся подальше, в конец автобуса. Однако даже задняя площадка не стала надежной защитой.

Автобус тронулся. Вдобавок в салоне зачем-то включили музыку, и теперь пританцовывали все.

Все, кроме Андрея. Кошмар ситуации дошел до него только сейчас: он остался внутри салона один, наедине с толпой танцующих! Тех, кого «догнало». И ни одного медбрата, ни одноговоенного! Правильно, им-то чего подставляться – их же покусают в этой закрытой клетке.

А его одного они просто загрызут. Вот банально.

Даже если на него это сумасшествие по каким-то причинам не действует и не передается –что проку? Тот псих чуть не отгрыз ему палец – теперь рука в гипсе. А толпой они его просто порвут!

Вон уже, поглядывают на него косо. Пока вроде сдерживаются…

А автобус, как назло, катит так неторопливо по пустым улицам, словно никуда не торопится. Пока приедет – от него точно лоскутки останутся. Андрей ошалело осматривался, ища хоть какой-то защиты. Тщетно! В чьих-то глазах он еще видел сочувствие, но оно медленно таяло, уступая место сумасшествию. Да и те, кто ему пока сочувствует, вступаться не станут. А бабули со шваброй здесь нет.

Надо было швабру попросить перед погрузкой. Хотя кто бы ему дал.

Хотя… друг друга-то они не кусают! Чуют своих. А как чуют? Андрей чуть не запрыгал от восторга, сообразив. Они не кусают тех, кто уже танцует!

Настроение, конечно, не дискотечное – это ж натуральный пир во время чумы. Но жить захочешь – еще не так раскорячишься.

И он неловко повел плечом. Принялся вилять тазом, притопывать.

Получалось, конечно, далеко не так ловко, как, смутно помнилось, выходило, когда в первый раз бегал покусанный. И без огонька – в отличие от остальных. Но тех, кажется, и это устроило. Интерес к нему потеряли. И он продолжал конвульсивно подергиваться, стараясь попасть в такт продолжавшей играть музыке.

Автобус катил неторопливо – видимо, чтоб не растрясти плясунов на поворотах и лежачих полицейских. Андрей, приплясывая, поглядывал в окна.

Можно было, конечно, повернуться вовсе спиной к салону. Но он боялся. Кто их знает, этих покусанных – кинутся сзади, заметив, что он потерял бдительность!

Музыка сделалась громче.

Как назло, заиграла какая-то бодрая композиция – кажется, что-то латиноамериканское. Самба, румба, зумба – он в этом не разбирался.

Господи, как хорошо, что он не повернулся к ним спиной! Андрей оторопело глядел, как пляшущие зомбаки дружно подхватились, выстроившись в некоем подобии порядка. И принялись отплясывать в лад.

Нет, его вялых подергиваний точно не хватит для маскировки!

Пришлось вытягиваться во фрунт и шевелиться бодрее. Теперь возможности глазеть в окно не было – Андрей только краем глаза выхватывал время от времени знакомые ориентиры. Все силы уходили на то, чтоб не рухнуть, когда автобус дергал или притормаживал. Ехали от центра по Анапскому, к выезд в направлении Краснодара – куда их везут, хотелось бы знать? Там же ни одной больницы, насколько он помнил. За город, что ли, вывезти собираются?

А там закопать. Или сжечь – чтоб заразу не распространяли. Потому и музыку включили. Напоследок. От этих мыслей разом сделалось дурно.

Прямо ложись да помирай – только очень уж не хочется, чтоб его зубами рвали. Так не хочется, что он продолжал дергаться под музыку, уже осознавая всю тщетность этого занятия.

А зомбакам – хоть бы хны! Пляшут – и хоть трава не расти.

И почему он все-таки не такой, как они? Их вон всех накрыло. А он – стеклый, как трезвышко, только ноги гудят. И сердце колотится, как сумасшедшее.

Еще и кондиционера нет. Музыку, главное, включили – а кондиционер, значит, зомбям без надобности. А он-то уже потом обливается!

Этим – хоть бы хны.

Господи, когда ж и его наконец накроет! Или морской воздух нынче поутру излечил его окончательно и бесповоротно? Андрей не представлял, что станет мечтать о том, чтобы превратиться в танцующего зомби, как о величайшем из благ.

Ничего не соображать. Ничего не понимать и не ощущать. Просто двигаться под музыку и получать от этого кайф. Господи, ну пожалуйста!

Автобус докатил до автозаправки и лихо повернул. Видно, водитель таки забыл, что везет живых людей, которые не держатся за поручни.

Впрочем, внимание на это обратил только Андрей – даром, что одной рукой он таки придержался. И все равно чуть не улетел. Остальные даже, кажется, не заметили – как плясали, так и продолжили плясать. Никто даже с темпа не сбился.

Он один выбился, и ближайшие зомбаки сразу принялись кидать на него кровожадные взгляды.

Андрей принялся суетливо выплясывать – и снова промахнулся с темпом: теперь он слишком торопился, опережая остальных.

Куда их, блин, везут – в Абрау, что ли? В море топить или в санаторий?!

Ну да. Море же лечит. А что, в черте города моря не нашлось? Чем им городской-то пляж не угодил? Тьфу ты, эти военные с их приходами!

Андрей представил, как станет выплясывать до самого Абрау – и ему сделалось дурно. Это ж минут сорок, а то и час с такой скоростью! Еще и серпантин…

Может, лечь-таки, пусть кусают?

На повороте снова повело, и он на автомате схватился за другой поручень – правой рукой. Стукнулся гипсом и чуть не взвыл – напомнил о себе