Вдруг из ведра Катруси взметнулась ненавистная всем черная лента, закружилась в воздухе, почти неразличимая в темноте.

— С-с-сума-с-шедшие с-самоубийцы, — просвистел Черный Сквозняк. — Я вс-се под-с-слушал. Раз-нес-с-су по вс-се-му с-свету.

Филин замахнулся на прислужника Наплевателя крылом — тот отскочил в темень.

— Ваш друг Чиврик с-сейча-с-с перья с-считает. Я его с-сегодня хорошенько пос-с-щипал… С-сообщу с-сейчас-с влас-стелину о вашем с-с-сговоре.

Черный Сквозняк сгинул в ночи. Только фонарь на ближайшем столбе закачался.

— Что будем делать? — встревожился Дон Кихот. — Шпион обо всем донесет Врагу. Нам завтра не дадут освободить Удивленыша.

— Я сейчас начну подкоп, — засуетился Куровосьминог.

— Нет, не успеем, — покачал головой Дон Кихот. — Наплеватель с минуты на минуту подымет тревогу.

Ржавые задумались.

— Я, я придумала! — вдруг подскочила на месте Клементина. — Из нас никто не заберется в башню, чтобы спасти Удивленыша. Мы такие огромные. Но у нас есть Филин.

— Не понял, — насторожился Филин. — Но я боец, и я готов…

— В башне под крышей есть щель, — торопливо заговорила Клементина. — Ты подлетишь к ней и заберешь Удивленыша. Он очень легкий.

— Отлично придумано! — обрадовался Дон Кихот. — Поспешим к башне.

— Я, конечно, постараюсь, — задумчиво сказал Филин. — Но я уже так давно не летал…

Ржавые всей компанией отправились к Угловой башне.

— Не греми так, — попросила Катруся Карету, на что Дон Кихот весело заметил:

— Хватит нам прятаться. Если мы будем держаться вместе, нам будут не страшны любые Наплеватели и Сквозняки. Не забывайте друзья: мы хоть ржавые, но железные. Вперед!

Через несколько минут они добрались до Угловой башни, которая угрюмо чернела на краю городка. Свет фонарей сюда почти не доставал.

— Эй, малыш, — крикнул Дон Кихот, задрав вверх голову. — Пробирайся к щели. Сейчас мы тебя освободим. Потерпи немного, малыш.

Филин отошел в сторонку, несколько мгновений постоял на месте, собираясь с силами, а затем разбежался и взлетел.

Летел он медленно и тяжело. Поначалу всем даже показалось, что железная птица вот-вот рухнет. Однако крылья задвигались быстрее, и Филин, сделав круг, черной тенью приблизился к башне.

— Где ты тут, Удивленыш? — позвал он. — Давай быстрее, а то я совсем разучился летать.

— Я здесь, друзья, — послышался сверху тонкий и чистый голосок. — Я не могу выбраться. Слуги-пауки заплели щель паутиной.

— Подожди там, — сказал Дон Кихот, поднимая копье. Стараясь не задеть Филина, он попытался ткнуть копьем в щель, чтобы разорвать сеть-западню.

— Скорее! — крикнул Филин. — Меня уже не держат крылья! К тому же я ничего не вижу.

Дон Кихот снова ткнул копьем. И снова промахнулся в кромешной тьме — острие воткнулось в дерево.

Филин, изнемогая от усталости (попробуй продержаться на одном месте хоть минуту, если ты птица, да к тому же железная), решил немного отлететь и вернуться к башне с другой стороны.

Но не успел он несколько раз взмахнуть крыльями, как перед его слепыми глазами, с которых уже обсыпалась почти вся краска, возникло нечто знакомое, смертельно опасное здесь, в вышине, где, кроме воздуха, ну совершенно не на что опереться.

— Осторожно! Копье! — воскликнул Дон Кихот. Филин не успел отвернуть.

Ударившись о копье, он с лязгом и грохотом рухнул на землю, чуть не сбив Дон Кихота с ног.

А от Сторожевой башни уже мчались по переходному мостику лохматые тени стражников, и смех Черного Сквозняка — свистящий, омерзительный — подгонял их.

ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ

Самый мудрый и отважный воробей в мире проснулся поздно — в его домик под крышей терема уже заглядывало солнце.

Чиврик первым делом посмотрел в осколок зеркала, который нашел весной на мусорнике. Посмотрел — и чирикнул от горя:

— Мое любимое серое перышко!

Мало того, что до сих пор болело правое крыло, так Черный Сквозняк еще попортил и его наряд. Где теперь взять великолепное нежно-серое перышко, которое украшало его «шапочку»?!

Чиврик воинственно нахохлился, прыгнул на порог дома, готовый тут же лететь на поиски Врага и сразиться с ним.

Но в последний момент передумал.

Мерзкий Наплеватель днем, как всегда, отсыпается в своем дворце-бутылке, а Черный Сквозняк — сильный и коварный. К тому же он проворнее любой птицы — попробуй поймай сквозняк.

Воробей вздохнул и вернулся в дом.

Дом свой — широченный паз в балке, откуда давным-давно вывалилось стропило, — Чиврик очень любил. Сюда не попадал дождь, а зимой дерево и теплая подстилка спасали от мороза и ветра.

Хотя воробьи и не запасаются впрок, в доме, кроме спальни, была кладовая, которой Чиврик гордился и хвастал при каждом удобном случае.

Вот и сейчас, чтобы успокоиться, Чиврик принялся проверять свои припасы. Под стенкой в кладовой горками лежали несколько десятков тыквенных семечек, зерна пшеницы, крупа и пшено, а возле «спальни» — семнадцать мух, засохших, однако по-прежнему аппетитных. Припасов, в общем, было немного, но в разговорах с другими воробьями количество их мгновенно возрастало: зерно Чиврик мерил мешками, а мух он, по его словам, заготовлял на зиму столько, что непонятно было — как они еще вообще не перевелись.

Трогать свои припасы Чиврик не стал, а, пригладив перья, выпорхнул из гнезда и перелетел к соседнему пятиэтажному дому, где была вареничная. Вареников воробей не любил — уж очень тесто жесткое, а вот оладьи можно поклевать.

И того, и другого во дворе вареничной была целая громадная кастрюля, которая называлась сложно и не очень понятно для Чиврика — «пищевые отходы».

Возле кастрюли завтракало несколько десятков приятелей Чиврика.

— Привет, — поздоровался один из них. — Присоединяйся. У них сегодня оладьи пригорели — целую сковородку выбросили.

— Где тебя так пощипали? — спросил другой, торопливо проглотив большую крошку.

— Наплевателя, небось, все знаете, — небрежно ответил Чиврик, выбирая, какой из оладушек подзакусить.

Воробьи, услышав зловещее имя, опасливо оглянулись и перестали клевать.

— Так вот, — заявил гордо Чиврик. — Я ему вчера все кости пересчитал. Правда, у этого ничтожества даже костей нет, но после моей трепки лапу ему пришлось перевязать.

— Точно! — испуганно-восторженно пискнул Куцехвост. — Я сам видел — лапа забинтованная.

— А Черный Сквозняк?! — Чиврик даже о боли в крыле позабыл. — Я его вчера узлом завязал.

Воробьи ахнули от восторга. Склонив набок головы, они приветствовали героя.

— Если развяжется, может сюда прилететь, — как бы между прочим, добавил Чиврик.

Его трусливых и глупых приятелей будто ветром сдуло — всей стаей спрятались в ветвях акации.

Чиврик выбрал самую пышную и уже раздолбанную оладью и с аппетитом принялся завтракать.

Поев, он по привычке залетел в самую вареничную, чтобы попрыгать на столах, чем-нибудь запить завтрак — молоком, чаем или компотом.