Шрифт:
Закладка:
Наталья вошла с джезвой и чашками. Только сейчас я понял, что уже несколько минут как бессознательно принюхивался к долетавшему из кухни великолепному аромату. Она разлила густую черную жидкость по чашечкам и уселась напротив меня. Я поблагодарил ее взглядом — и несразу смог вернуть глаза к тексту.
"В. Но не кажется ли вам, что для нас сегодня больше подошла бы идея могучей мировой державы? Пусть не самой сытой, зато… У этой идеи имелось бы еще то преимущество, что Россия была такой державой и после того, как перестала быть монархией. Или по-вашему, это не столь фундаментально?
О. Попробуем поразмыслить. Мне эта идея представляется чересчур конкретной. Ее осуществление обходится весьма дорого, не правда ли? Вы думаете, это сейчас нам под силу? Это первое возражение. И второе: быть сверхдержавой — это все-таки тоже всего лишь методика. Методика защиты чего-то — именно защиты, потому что лозунг нападения в своем неприкрытом виде сегодня не пользуется популярностью. Следовательно, неизбежно требуется нечто, что нуждается в защите. Что? Именно та самая фундаментальная идея.
В. Но ведь, если вдуматься, такая идея у нас уже есть, и ради ее реализации не надо устраивать гос дарственных переворотов. И даже две идеи. Идя нации. И — православная церковь. Она как-никак постарше русской государственности, не то что династия Романовых…
О. На ваш тезис можно ответить несколькими способами. Идея нации? Какой?
Русской — или российской? Если русской — то что должны делать все нерусские, которых в стране больше, чем вам кажется. А если российской, по своей структуре подобной американской нации, единой при любом внешнем воздействии, невзирая на множество этнических групп, составляющих ее, — то опять-таки эта нация может возникнуть, концентрироваться, кристаллизоваться из раствора только при наличии точки, вокруг которой она будет кристаллизоваться; центра тяготения, в круг которого станет формироваться небесное тело…
Для создания нации нужна центростремительность; у нас же с конца прошлого века преобладает центробежность и индивидуумов, и целых народов и народностей. Опять-таки: где взять этот центр? Вот мы и предлагаем его.
В. И вы думаете, что народ пошел бы на это?
О. Мы разговариваем серьезно?
В. Я надеюсь.
О. Вот и давайте разговаривать серьезно.
В. Ну хорошо. Если серьезно: вы полагаете, что у нас когда-либо существовал недеспотический способ правления? Надеюсь, что вы такие думаете. В противном случае я чувствовал бы себя сильно разочарованным.
О. Не стану вас огорчать. Конечно, у нас во все времена существовало единоличное правление; менялись только названия.
В. Так чего же вы в таком случае хотите: еще одной смены вывески, не более того? Стоит ли огород городить?
О. А вот в этом никак не могу с вами согласиться. У государя есть великое преимущество по сравнению со всеми президентами, генсеками, председателями президиумов, et cetera. Он не избирается. Или если и избирается — то единожды на столетия. Избирается династия. И — никаких больше электоральных кампаний, претендентов, теледебатов, фальсификации результатов, никаких громадных расходов — и великолепное ощущение полной законности власти. А мы уже забыли, каково это ощущение. И еще: о государе уж никак нельзя сказать, что, мол, какой из него правитель, если он до того был — да кем угодно: директором завода, заведующим лабораторией, секретарем обкома или начальником милиции, допустим. Кем был? Наследником. Цесаревичем. И никаких проблем.
В. Ну что же, во всяком случае, мне теперь ясна ваша позиция. Вы понимаете, разумеется, что я никак не могу согласиться с вами в главном: в том, что Россия без такого рода перемен существовать не может. Может, я вас уверяю, и надеюсь, что жизнь вам это докажет достаточно скоро.
О. Ну, если вы полагаете, что для России просто существовать — достойная судьба, то…
В. Не придирайтесь к словам. Я выразился неправильно.
О. Вы выразились совершенно правильно. Россия сейчас не более чем существует. И до возникновения фундаментальной идеи своего самоощущения только и сможет, что кое-как существовать. И это в лучш случае. Или перестанет существовать как единая Россия — в худшем. Вас устроил бы такой вариант?
В. Ни в коей мере. Да и никого другого, я думаю.
О. А вот тут вы ошибаетесь. Потому что в отсутствие фундаментальной идеи центром моего мышления — и, следовательно, всей жизни — является мое личное, ну, пусть семейное благополучие. А тогда уже все равно, достигается ли это благополучие в пределах великой страны, мировой державы — или княжества Тверского или Ярославского. Вы думаете, россиянин не способен усвоить образ мыслей обитателя Люксембурга? Не каждый, наверное, но очень многие…"
Вот такие беседы работников госбезопасности с тогдашними монархистами, еще немногочисленными и весьма наивными, происходили уже в начале века.
И нельзя не признать, что при всей своей наивности обстановку они оценивали в общем совершенно правильно. В отличие от тогдашних властей.
Хотя есть основания считать, как я уже упоминал, что и в кругах власти люди наиболее дальновидные начали уже об этом задумываться. Я имею в виду не тех, кто представлял власть, был, так сказать, фигурами на доске, но тех, кто эти фигуры передвигал. Люди, обладающие подлинной властью, чаще всего остаются в тени: это позволяет им не нести никакой ответственности перед историей. Чаще всего их ищут (и находят) на вторых ролях неподалеку от кормила власти; однако самых главных вообще не находят. Они конспирируются куда успешнее, чем, скажем, профессиональные разведчики. Таким вот образом.
Я аккуратно упрятал бумаги в конверт и вернул Наташе.
— Большое спасибо, Наташа. Очень интересно. Теперь вернемся к моей просьбе. Мне хотелось бы видеть, где и как вы спрячете мое добро.
Она немного подумала.
— Хорошо. Идемте. Я вам покажу.
Мы вышли в прихожую. Она отворила дверь во вторую комнату — здесь была спаленка. Как и в том, первом, помещении, здесь, с мужской точки зрения, царил порядок, однако самой хозяйке, видимо, так не казалось. У женщин свои представления об аккуратности и чистоте; здесь же, возможно, пыль не вытирали дня два. И еще — постель на диване не была убрана или хотя бы заправлена. Видно, Наталья забыла об этом, иначе вряд ли
