Шрифт:
Закладка:
По краям документа возник радужный ореол, отраженный в зеркальной столешнице: две радуги, разделенные тьмой. Из ниоткуда потянуло сквозняком, занавеси и карты на стенах колыхнулись.
Димитрий сделал шаг.
В дверном проеме опустилась портьера света. Дими отскочил от нее, упал на одно колено. От его кожаного рукава шел дым.
Грегор шагнул вперед. «Стой!»– крикнул Хивел. Цинтия потянулась к обожженной руке Дими. Хивел засучил левый рукав, встал на колени и уперся в пол растопыренными пальцами правой руки.
Колдун, Гильом, медленно встал. Хивел напрягся, зажмурился и сунул голую левую руку в дверной проем. Световая завеса исчезла. Желто-белые молнии заплясали по плечам Хивела, по его правой руке. Половицы под его растопыренными пальцами затрещали и почернели.
–Вперед,– прохрипел Хивел.
Димитрий вскочил и протолкнулся между Цинтией иГрегором в красную комнату. Над головой Гильома зажглась искра, и от нее разошелся конус белого света.
Дими остановился, занеся кинжал; быстрым движением запястья он метнул клинок в колдуна.
Лезвие ударило в конус света и зависло здесь, острие было на две ладони от груди Гильома. Затем на острие возник сгусток белой энергии и побежал по лезвию, не оставляя за собой ничего, кроме светящегося металлического порошка, который тут же развеяло поднявшимся ветром.
–Гильом!– крикнул Хивел.– Димитрий… не прикасайтесь к нему.
Димитрий глянул на стол. Пергамент затуманился, сделался прозрачным, хотя его отражение в стекле было по-прежнему четким. Дими попытался схватить документ, но пальцы прошли сквозь стекло.
Гильом метнулся в конус. Дими отступил на шаг, стиснул рукоять короткого меча. Колдун поднял кулаки. Грегор вбежал в комнату. Гильом ударил по конусу света изнутри, вкруг его кулаков заклубилась тьма. Рот разверзся в крике, но ни звука не вырвалось наружу. Что-то сползало с рук Гильома, с его лица. То были клочья мяса. Димитрий смотрел как зачарованный.
–Для него все кончено,– сказал Хивел.– Документ.
Дими потянулся за документом, но коснулся лишь стекла.
–Его нет. Осталось только…
–Подобие,– из последних сил выговорил Хивел.
Димитрий сжал рукоять меча, но Грегор уже вытащил маленький стальной пистоль. Сверкнуло пламя. Печать Генриха VI разлетелась на осколки стекла и кусочки алого воска.
Конус энергии задрожал и растаял. Дими вытащил гладий. Гильом тяжело рухнул на пол. Дымящийся пергамент, исписанный красивым писарским почерком и забрызганный воском, опустился на пол рядом с колдуном. Ветер улегся.
Внезапно удушающе завоняло гнилым мясом.
–Что вы сделали?– глухо спросила Цинтия, глядя на разлагающийся труп. Над ним резной египтянин держал анх бессмертия. Модель планетной системы остановилась.
Хивел прислонился к косяку, не глядя ни внутрь, ни наружу.
–Весь этот свет и шум должен черпать откуда-то энергию,– со злостью проговорил он.– Гильом делал две работы, обе очень затратные, и затем, не сосредоточившись толком, добавил третью, для обороны. При этом он не указал, от кого не обороняться. Я ничего не делал. Я и не мог бы ничего сделать. Наверное, он был очень молод и силен, если выдержал так долго.
Хивел повернулся к остальным и свнезапной горечью произнес:
–Безумие – творить настоящую магию, когда есть столько удобных трюков. Но мы все безумцы. И не останавливаемся, пока не уничтожим себя.
Он умолк и тихо сел.
Снизу донесся грохот – молотили в парадную дверь.
Димитрий иЦинтия помогли Хивелу встать. Грегор поджег документ Кларенса от пламени фонаря и бросил пергамент догорать на разбитую стеклянную столешницу.
–Через черный ход,– сказал Дими,– пока люди Людовика до этого не додумались.
Хивел кивнул и очень спокойно проговорил:
–Нас ждет корабль вАнглию. Давайте проверим, удалось ли нам сегодня сделать что-нибудь путное.
Направления дороги
Вверх
В таком большом городе, как Лондон, неизбежно были люди самых разных вер, и под конец года всем им находилось что отпраздновать: прибавление дня после солнцеворота, самую длинную ночь (и то, что за ее время можно сыскать), рождение Митры, сатурналии, смену лет со всеми ее общественными, нумерологическими и астрологическими значениями, двенадцать месяцев, превращающие виллана из забитого сельского труженика в свободного городского бедняка.
И в этот декабрьский день чуть ли не все лондонские празднования выплеснулись на улицу, что было шумно, красочно и весело, но затрудняло движение почти до полной невозможности.
Хивел, Димитрий, Цинтия иГрегор поворачивали вправо, влево, а порой и назад, то и дело упираясь в профессиональных танцоров, медвежью травлю, молодчиков с дубинками, ищущих случая разбить бочонок или башку, миннезингеров, рыдающих над лютнями. В сточных канавах к обычным городским нечистотам примешивались мятная вода и прокисшее пиво, а то и кровь, где Малютки Джоны схлестнулись между собой. Здесь были Гавейны, подпоясанные зелеными кушаками, рогатые Херны-Охотники иКириллы в короне и списчим пером в руках. Хористы речитативом славили любое божество, какое соблаговолит преклонить к ним слух. Милк-стрит млечно белела: Досточтимая компания великого и тайного искусства зубоврачевания в полном составе вышла приветствовать вхождение Солнца в знак Козерога, благоприятное для выдирания зубов.
Они проехали таким манером еще несколько кварталов, когда впереди раздался звук канонады. Дими наклонился вперед, Грегор крепче сжал поводья. В холодном безветренном воздухе плыл дым и стучали башмаки. Из боковой улочки, сверкая золотистыми шипами и глазами размером с блюда, с топотом выползла исполинская змея. Она раскачивалась на двух десятках человеческих ног в деревянных башмаках. Люди вокруг кричали и размахивали горящими палочками, от которых с треском разлетались искры.
–Катайский дракон,– объяснил Хивел.– Шутихи безопасны, однако могут напугать лошадей, так что осторожнее.
Он повернулся кЦинтии. Она сидела на лошади, чуть подавшись вперед, и смотрела на дракона и на фейерверки. На ее лице застыла бесстрастная маска, однако левая рука сжимала край черного плаща, словно от судорожной боли.
Димитрий тронул ее за плечо. Она обернулась, как будто резко пробудившись от сна, и сказала:
–Спасибо, со мной все хорошо, просто стараюсь удержать лошадь… Не хочется сломать шею из-за нескольких огненных цветов.
