мы хотим доставить его в Росендаль! Мы объясним ему, что отправились в путь, чтобы чары его мачехи признали преступными. И он согласится, что наиболее разумно будет отпустить нас — так мы принесем ему куда больше пользы!..

— Ну вот! Этого-то я и боялся! — воскликнул в отчаянии волшебник, и тут же поспешно зажал себе рот, испугавшись, что эти слова прозвучали слишком громко. — Да, боялся, — повторил он куда тише, но суровее. — Забудь об этом! Большей ошибки ты не сможешь допустить, даже если очень постараешься.

— Но почему? — Джунипер искренне недоумевала, отчего Мимму не оценил по достоинству ее прекрасный план. — Если мы объясним, что проклятие нужно доставить в Росендаль, чтобы разрушить, то Ноа должен нам помочь. Это же именно то, чего он желает!

— Он желает, — мрачно сказал Мимулус, — чтобы проклятие было уничтожено. И ты бы могла догадаться, Джунипер, какой способ уничтожить проклятие он посчитает самым простым и быстрым, если узнает, что суть проклятия, основная его формула — заключены в тебе.

— Что ты хочешь этим сказать… — начала было говорить Джуп, а потом запнулась. — То есть, он может подумать, что проклятие можно уничтожить ВМЕСТЕ СО МНОЙ?!

— Именно так, — согласился мэтр Абревиль. — Лесные создания почему-то всегда истолковывают магические законы самым примитивным образом.

— А это… действительно поможет принцу?

— Понятия не имею. Но, полагаю, Его Цветочество и гоблин Заразиха решат, что стоит на всякий случай попробовать. Тем более, что твоя жизнь — или смерть — для них имеют ничтожную важность.

Джум молчала, ошарашенная этой простой мыслью, которая до сих пор не приходила ей в голову. И вправду, ничто не указывало на то, что в принце имеются запасы великодушия или милосердия, способные остановить Ноа — если вдруг Его Цветочеству покажется, что ради избавления от злых чар нужно принести в жертву не слишком-то интересного человека вроде Джунипер Скиптон.

— Тогда, Мимму, — наконец сказала она твердо, — ты просто обязан рассказать мне, почему принца Ноа наказали этим проклятием! Я имею право знать, что он за существо и на что способен!

И как мэтр Абревиль ни вздыхал, как ни отнекивался, она стояла на своем. Честно сказать, Мимулус и сам начинал склоняться к тому, что Джуп лучше знать о принце как можно больше — чтобы не испытывать более соблазна быть с ним искренней или поддаваться жалости. Но ему, как никому другому, было тяжело нарушить подписку о неразглашении и прочие законы, запрещавшие ему говорить о преступлении принца дома Ирисов.

— Эта тайна касается не только самого Ноа, — сказал он беспомощно, — но и других представителей знатных цветочных родов! Речь идет о чести и бесчестии, обмане и предательстве — словом о таких вещах, которые любой цветочный дом прячет за семью замками. И только в исключительных случаях, когда нужно беспристрастное решение, ставящее точку в любом споре, лесные господа приглашают чародеев из Росендаля. Хоть мы и не пользуемся их уважением, однако закон говорит, что именно росендальский суд считается верховным для всех миров Плеад. Ты представить себе не можешь, как тяжело было достигнуть этой договоренности с созданиями леса, вод, полей и болот, и сколькими клятвами заверено то, что люди обязуются никогда не обсуждать вне зала суда то, что они узнают о жизни высших нелюдей. А случайным смертным и вовсе запрещено под страхом смерти совать нос в личные дела знати Лесного Края!..

— Зато сорокам, как я погляжу, это разрешено! — съязвила Джуп. — Ну же, Мимму, говори все, как есть! Тем более, что я и так многое знаю. Раз Ноа прокляла его мачеха, дама Молочай, то, стало быть, именно ее он и обидел…

— Не совсем так, — пробормотал Мимму, и, не зная, что говорить дальше, несколько раз повторил: «Не так», «совсем не так», и «так, да не совсем», что кого угодно довело бы до белого каления.

Вот и Джуп, оставив всякие церемонии, схватила Мимулуса за плечи, встряхнула как следует, и отчеканила:

— Мимму! Кого обидел принц Ноа?!

— Хорошо, хорошо! Я скажу! — выпалил волшебник, закрыв глаза от ужаса, вызванного тем, как далеко он зашел в деле нарушения магических законов. — Он непростительно оскорбил словом и делом свою сводную сестру, дочь дамы Эсфер!

Джуп от неожиданности разжала пальцы и Мимулус, качнувшись, едва не повалился назад.

— Сестру? — недоверчиво переспросила она. — Но я ни разу о ней не слышала — ни от тебя, ни от…

Тут Джунипер осеклась и глубоко задумалась. Ей подумалось, что принц Ноа все-таки говорил о своей сводной сестре. Точнее говоря о ком-то, кого он очень сильно обидел и не ждет теперь прощения, а это могло означать…

— Как он ее оскорбил? — только и спросила она.

И тут Мимулус покраснел так, как не краснел еще ни разу на памяти Джуп — даже в темном углу темной комнаты было видно, как багровеет его лицо. Второй раз за эту ночь она наблюдала столь явное смущение — и если принц стыдился самого себя, то бедный мэтр Абревиль страдал за чужие грехи — просто потому что был чрезвычайно добропорядочным человеком. По отношению к Джуп он еще недавно проявлял заносчивость и высокомерие — точно так же, как это делал позже Ноа, — но волшебник был, скорее, неловок в общении с девушками, чем злонамерен, и уж тем более в нем не было ни капли распущенности, которая позволяет с легкостью совершать — или обсуждать! — непристойные поступки. Для него было истинной пыткой как нарушать закон, так и говорить о чужих любовных делах — а речь шла именно о разбитом сердце, Джуп уже не сомневалась в этом.

— Из того, что говорилось во время заседания суда, — наконец выдавил он, утирая вспотевший лоб, — можно сказать, что принц… э-э-э… соблазнил, а затем бросил свою сводную сестру, чтобы насолить мачехе и уязвить ее побольнее. Когда я говорю тебе, что принцу нельзя верить, тебе лучше прислушаться. Он полностью растоптал жизнь Пейли Молочай ради забавы!

Глава 33. Рассказ о том, как принц Ноа смертельно оскорбил свою мачеху, даму Эсфер Молочай

Услышанное поразило Джуп, и она хотела вначале воскликнуть: «Не может быть!». Но, увы, за прошедшие сутки она достаточно узнала принца Ирисов, чтобы