За неделю до того дня, когда вписана была новая славная страница в историю Колоколамска, Евтушевского постигло несчастье. Курочка Пеструшка, отлично уживавшаяся в домике старика вместе с козой, скоропостижно скончалась. В поисках пищи птица набрела на мышеловку, поставленную Евтушевским в угол комнаты, чтобы на собственных мышах проверить качество изготовляемой продукции. Едва Пеструшка клюнула хлебную корочку, лежавшую на дощечке, как крепкая пружина выстрелила и с грохотом опустившаяся железная пластинка отрубила курице голову. Гильотинированная курица некоторое время летал по комнате, а потом испустила дух. Эта сцена произошла на глазах удивленного кустаря и козы, стоявшей рядом со своим хозяином. Евтушевский был опечален. Коза отнеслась к событию философски. Она покатила несколько шариков и потрясла бородой с видом полного безразличия.

— Вот тебе на, — молвил Евтушевский, грустно раскачиваясь над телом Пеструшки. — Придется новую купить. Правда, козочка?

В тот же день дудочник, чтобы не остаться на старости лет без яичницы, пошел на базар. День как раз был базарный.

— Продаешь? — спросил Евтушевский у мужика, державшего большую курицу на веревке, как корову.

Мужик подумал и ответил:

— Не. Не продаю.

Но сейчас же, впрочем, стал усиленно торговаться. Хвалил курицу. Называл ее Барышней и нагло утверждал, будто она несет по три яйца в день. На деле курица не снесла за всю свою жизнь ни одного яйца.

Прельщенный жизнерадостным видом Барышни, Евтушевский умеренно поторговался, купил ее за пятьдесят копеек, и уже через полчаса курица бодро стучала клювом в деревянный пол дудочникова дома, в котором все мышеловки были предварительно разряжены.

Целую неделю новая курица гражданина Евтушевского не неслась. А в среду в 8 часов и 40 минут вечера снесла золотое яйцо.

Это совершенно противоестественное событие произошло следующим образом.

С утра Евтушевский, как обычно, был занят: продавал дудки, копался в огородике, заряжал и разряжал партию мышеловок, изготовленную по заказу председателя промысловой лжеартели "Личтруд" мосье Подлинника.

Заходя изредка в комнату, где среди мебели блуждала Барышня, Евтушевский каждый раз грозил ей пальцем и, намекая на ее бесплодие, строго говорил: "Дура ты, дура".

После обеда старый дудочник залез в соседний двор за навозом для кирпича, но был замечен. В него бросили палкой и попали. До самых сумерек Евтушевский стоял у плетня и однообразно ругал соседей.

День был вконец испорчен. Жизнь казалась отвратительной. Дудок в этот день никто не купил. Пополнить запасы топлива не удалось. Курица не неслась.

В таких грустных размышлениях застали Евтушевского мосье и мадам Подлинники. Они приходили за своими мышеловками только в безлунные вечера, потому что официально считалось, что чета Подлинников приготовляет мышеловки сама, не эксплуатируя чужой труд.

— Имейте в виду, мосье Евтушевский, — сказал председатель лжеартели, — что ваши мышеловки имеют большой дефект.

— Дефект и минус! — укоризненно подтвердила мадам Подлинник.

— Ну да! — продолжал мнимый председатель. — Ваши мышеловки слишком сильно действуют. Клиенты обижаются. У Бибиных вашу мышеловку нечаянно зацепили. Она долго прыгала по комнате, выбила стекло и упала в колодец.

— Упала и утонула, — добавила председательша.

Подготовив таким образом почву, мосье Подлинник сообщил, что отныне мышеловки он может брать у Евтушевского только на комиссионных началах с уплатой денег по продаже товара из артельного магазина "Личтруд".

— По продаже, — сказала мадам Подлинник, — по три копейки за штуку товара.

Евтушевский погрустнел еще больше.

Вдруг в углу, где толкалась курица, раздалось бормотанье и затрещали крылья.

— Ей-богу, сейчас снесется! — закричал дудочник, вскочив.

Но слова его были заглушены таким громким стуком, как будто бы на пол упала гиря. На середину комнаты, гремя, выкатилось темное яйцо и, описав параболическую кривую, остановилось у ног хозяина дома.

— Что т-такое?

Евтушевский взял со стола керосиновую лампу с голубым фаянсовым резервуаром и нагнулся, чтобы осветить странный предмет. Вместе с Евтушевским наклонилась к полу и лжеартельная чета.

Жидкий свет лампы образовал на полу бледный круг, посредине которого матово блистало крупное золотое яйцо.

Оторопь взяла присутствующих. Первым очнулся мосье Подлинник.

— Это большое достижение! — сказал он деревянным голосом.

— Достижение и плюс, — добавила жена, не сводя лунатических глаз с драгоценного предмета.

Подлинник потянулся к яйцу рукой.

— Не балуй! — молвил дудочник и схватил вороватую руку.

Голос у него был очень тихий и даже робкий, но вцепился он в Подлинника мертвой хваткой. Мадам он сразу же ударил ногой, чтоб не мешала. Курица бегала вокруг, страстно кудахтала и увеличивала суматоху.

Минуту все помолчали, а затем разговор возобновился.

— Пустите, — сказал лжепредседатель. — Я только хотел посмотреть, — может, яйцо фальшивое.

Не отпуская Подлинника, Евтушевский поставил лампу на стол и поднял яйцо с пола. Оно было тяжелым и весило не меньше трех фунтов.

— Яичко что надо, — завистливо сказал мосье. — Но, может быть, оно все-таки фальшивое.

— Чего еще выдумали, — дудочник высокомерно усмехнулся. — Станет вам курица нести фальшивые золотые яйца. Фантазия ваша! Слуш-шай-те… Да тут же проба есть. Ей богу… Как на обручальном кольце.

На удивительном яйце действительно было выбито клеймо пробирной палатки, указывающее 56-ю пробу.

— Ну, теперь вас арестуют, — сказал Подлинник.

— И задавят налогами! — добавила мадам.

— А курицу отберут.

— И яйца отберут.

Евтушевский растерялся. Известковые тени легли на его лицо.

— Какие яйца? Ведь есть же только одно яйцо.

— Пока одно. Потом будут еще. Я уже слышал об этом. Это же известная история о том, как курица несла золотые яйца. Евтушевский, мосье Евтушевский! Имейте в виду, мосье Евтушевский, что один дурак такую курицу уже зарезал. Был такой прецедент.

— И что там было внутри? — с любопытством спросил старый дудочник.

— Ничего не было. Что там может быть? Потроха…

Евтушевский тяжело вздохнул, повертел яйцо в руке и стал шлифовать его о брюки. Яйцо заблестело пуще прежнего. Лучи лампы отражались на его поверхности лампадным, церковным блеском. Евтушевский не проронил ни слова. Председатель лжеартели озабоченно бегал вокруг старого дудочника. Он очень волновался, давил ногами клетки и чуть даже не наступил на притихшую курочку.

Евтушевский молчал, тупо глядя на драгоценное яйцо.

— Мосье Евтушевский! — закричал Подлинник. — Почему вы молчите? Я же вам разъяснил, что в курице никакого золота быть не может. Слышите, мосье Евтушевский?

Домашняя птица, быстро кланяясь, внимала гласу потомственного пролетария.

Но владелец чудесной курицы продолжал хранить молчание.

— Видит бог, — закричал мосье Подлинник, — что-то случится.

В отчаянии он поднял руки к закопченому, увешанному фигурными клетками потолку и торжественно сказал жене:

— Он ее зарежет!

— Зарежет и ничего не найдет! — добавила мадам.

— Откуда же берется золото? — раздался надтреснутый, полный низменной страсти голос