— Что?! — закричал Остап. — Люди видели. Никакого мошенства!

— Люди видели, не видели — их дело. Я видел, ты карту менял, вместо красненькой черненькую клал! Давай деньги назад!

С этими словами горец подступил к Остапу. Великий комбинатор стойко перенес первый удар по голове и дал ошеломляющую сдачу. Тогда на Остапа набросилась вся толпа. Вспыльчивые ингуши били недолго. Они остыли так же быстро, как остывает ночью горный воздух. Граммофон, исходя из законов гостеприимства, ингуши не тронули. Через десять минут горец с отвоеванными общественными деньгами возвращался в свой аул, толпа вернулась к своим баранам, а Бендер, элегантно и далеко сплевывая кровь, сочившуюся из разбитой десны, отковылял в сторону и стал дожидаться Сени.

Через минуту после того, как последние горцы покинули рынок-ристалище, погоняя измученных баранов, на дорогу вышел Изаурик. В руках он держал хлеб, брынзу и пучок лука.

— Ай-яй-яй! Нам опять не повезло? — почти искренне посочувствовал он.

Остап сплюнул в бурный поток.

— Увы, Сеня, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Особенно в Терек. А вы, я вижу, юноша инициативный. Про лук я ничего не говорил.

— Не цените вы меня, Остап Ибрагимович, — Сеня сунул руку за пазуху и достал оттуда задушенного цыпленка.

Остап посмотрел на него расширенными от ужаса глазами:

— Боже мой! Наверное, с такого же птенчика начинал гусекрад Паниковский. Если бы вы знали, как ужасно он кончил. Что вы наделали! — вдруг завизжал он. — У ингушей цыплята дороже баранов. Они уже хватились! Выбросьте его немедленно!

Бурный Терек подхватил золотого петушка и понес в сторону Владикавказа.

Остап крякнул:

— Посмотрите, как он бьет крыльями по волнам. Вам не кажется, что он ожил? Может быть, он к нам еще вернется? Я ведь пошутил насчет привилегированного статуса ингушских хохлаток.

— У вас, Остап Ибрагимович, плебейские шутки.

— А у вас, Сенечка, плебейское воображение. Вы что, верите, что горские курочки-рябы несут золотые яйца? Оставьте эти фантазии для своего Колоколамска. И давайте же жрать наконец!

Минуты две друзья ели молча.

— Остап Ибрагимович, — нарушил тишину, вернее грохот Терека, Сеня. — Вы бы умерили аппетит. Да нет, я не в прямом смысле! — спохватился он и похлопал Бендера по спине. — Я верю в ваш гений, но, по-моему, то, что случилось здесь, на Военно-Грузинской дороге, — это, так сказать, военно-полевые цветочки…

Послышался шум мотора. Друзья выскочили на дорогу и вскинули руки. Мимо проехал автобус, везший не менее сорока туристов и не более ста двадцати чемоданов.

— Кланяйтесь Казбеку! — крикнул Остап вдогонку машине. — Поцелуйте его в левый ледник!

Автобус затормозил и, грозно заурчав, подал назад.

— Две драки в один день — это уже оргия, — Остап попятился к аульскому аппендиксу.

Но из автобуса высунулся милейший тип в матерчатой шляпке с пуговкой и пригласил путников "влезать", не забыв присовокупить при этом, что это именно он упросил шофера остановить автобус "его старым друзьям".

— Правда, Лелечка? Это ведь я попросил подвезти наших старых друзей? — вопил он, радуясь своему хитроумию.

— А ну подвинься, самаритянин, — Остап грубо оттолкнул благодетеля, протискиваясь в салон. — Граждане! — скомандовал он. — Чемоданы вниз, баулы и мешки наверх! — И уже мягче добавил, обращаясь к Сене: устраивайтесь, Ваше сиятельство, с подобающим комфортом.

Впрочем, он тут же занял место получше.

— А правда, на Кавказе прекрасные дороги? — решил развить знакомство "со старыми друзьями" душечка в кепочке, но, не получив ответа, повернулся к жене:

— А знаешь, Лелечка, на Кавказе прекра…

Но тут случился ухаб, и пассажиры с перекошенными лицами, как гуси, взлетели к потолку.

— У-у-ухх! — сделали пассажиры.

После этого машина пошла ровно, и сосед с пуговкой смог сообщить супруге свежие соображения по поводу кавказских дорог. Кроме того, он отметил, что Терек, скованный мрачными теснинами, действительно быстр и грозен, что Столовая гора действительно похожа на стол и что Казбек действительно очень высок.

На вершине Крестового перевала шофер предложил "выйти и освежиться". Пассажиры высыпали из автобуса, но тут же бросились обратно за теплыми вещами. Они бы ни за что на свете не вылезли из него снова, но в низине, у самой дороги, был снег. Снег в июне! Искушение поиграть летом в снежки, вернее, рассказать об этом друзьям, было так велико, что все население автобуса, за исключением четверых, гуськом потянулось в низину. Оставшимися были шофер, Сеня, Остап и еще один гражданин, всю дорогу с подозрением смотревший на друзей, будто бы зная о цели их поездки в Закавказье.

Остап все же умудрился набить карманы печеньем, яйцами и прочими дарами бесхозных корзин. Что же касается Сени, то он, не разгибаясь, строчил что-то в своем блокноте. Когда разгоряченные снежками пассажиры расселись по своим местам и автобус тронулся, Бендер спросил о причине сей творческой горячки.

— Я написал рассказ о курице, несущей золотые яйца, — гордо заявил Изаурик. — Хотите прочту? — добавил он просительно.

— Вы, Сеня, просто народный акын: что вижу, о том и пою. Но я не поклонник любительского творчества. Так что увольте. Кроме того, писатель должен угощать, а угощаю я.

И Остап обратился к пассажирам с просьбой одолжить соли.

Спуск в долину Арагвы на час избавил путешественников от излияний гражданина с пуговкой. Гражданин от страха не мог выговорить ни слова. Но когда спуск окончился, гражданин залопотал с новыми силами:

— Вы знаете, автомобиль гораздо удобнее экипажа, хотя и больше трясет.

— Лелечка! Правда, автомобиль удобнее экипажа, хотя и больше трясет?

— Ну вот и проехали Душет. Сейчас будут Цилканы.

— Слышишь, Лелечка, сейчас будут Цилканы.

— Вы знаете, судя по путеводителю, после Цилкан будет Мцхет.

— Лелечка! Скоро Мцхет.

— Вы знаете, судя по путеводителю, Мцхет — это древняя столица Грузии. А там до Тифлиса рукой подать, — гражданин в порыве чувств дотронулся до плеча Остапа.

Это было уже слишком:

— Ногой подать! — рявкнул Остап.

— Ой, вы шутите! — обрадовался Лелечкин муж. И хитро улыбнулся:

— А сколько это — "ногой подать"?

— Двадцать верст, — Остап понял, что влип.

— От Мцхета до Тифлиса?

— Нет, от Барнаула до Ливерпуля.

— Что вы говорите?!

— Говорю, до Тифлиса. От Мцхета. Сеня, читайте свой чертов рассказ!

Золотой фарш

Старый колоколамец гражданин Евтушевский жил в центре города на Обвальной улице и по бедности своей занимался выделкой птичьих клеток, камышовых дудочек и мышеловок.

Промысел этот приносил Евтушевскому очень небольшой барыш. Поэтому наш кустарь старался по возможности не отрываться от земли, — разбил маленький огород, торговал молоком своей капризной козы, крал у соседей навоз и изготовлял из него топливный кирпич.

Евтушевскому шел шестой десяток. Зимой и летом он носил один и