Шрифт:
Закладка:
— Вот дурак! — заорал разозленный лжепредседатель. — Оттуда и берется.
— Нет, вы скажите, откуда оттуда?
Мосье Подлинник с ужасом почувствовал, что ответить на этот вопрос не может. Минуты две он озадаченно сопел, а потом сказал:
— Хорошо. Мне вы не верите. Но председателю общества "Геть неграмотность" вы можете поверить? Ученому человеку вы доверяете?
Евтушевский не ответил.
Супруги Подлинник ушли, оставив старого дудочника наедине со своими мыслями. Всю ночь маленькое окошечко домика было освещено. Из дома неслось кудахтанье курицы, которой Евтушевский не давал спать. Он поминутно брал ее на руки и окидывал безумным взглядом.
К утру весь Колоколамск уже знал о чудесном яйце. Супруги Подлинник провели остаток вечера в визитах. Всюду под строжайшим секретом они сообщали, что курица Евтушевского снесла три фунта золота и что никакого жульничества здесь быть не может, так как на золоте есть клеймо пробирной палатки.
Общее мнение было таково, что Колоколамску предстоит блестящая будущность. Началось паломничество к домику Евтушевского. Но проникнуть в дом никому не удалось — дудочник не отвечал на стук в двери. Сквозь запыленные оконные стекла граждане видели убогую комнату. Евтушевский сидел на сундуке в глубокой задумчивости. По столу похаживала легендарная курица. В руке старика блистало необыкновенное яйцо. В этот день в городе не доили коров, и они жалобно мычали, распираемые неразбавленным своим молоком. Пивные бары, против обыкновения, пустовали. Все колоколамцы собрались на Обвальной улице, и шумный говор реял над городом.
Наконец к дверям домика протиснулись Подлинники, ведя с собой председателя смешанного русско-белорусско-украинского общества "Геть неграмотность" товарища Баллюстрадникова.
Это был человек очень худой и такой высокий, что в городе его называли человеком-верстой.
После долгих препирательств Евтушевский открыл дверь, и делегация, провожаемая завистливыми взорами толпы, вошла в достопримечательное отныне жилище Евтушевского.
— Гм, — заметил Баллюстрадников и сразу же взялся за яйцо.
Он поднес его к глазам, почти к самому потолку, с видом человека, которому приходится по нескольку раз в день видеть свежеснесенные, еще теплые золотые яйца.
— Не правда ли, мосье Баллюстрадников, — начал Подлинник, — это глупо — то, что хочет сделать мосье Евтушевский? Он хочет зарезать курицу, которая несет золотые яйца.
— Хочу, — прошептал Евтушевский.
За ночь он понял все. Он уже не сомневался в том, что курица начинена золотом и нет никакого смысла тратиться на ее прокорм и ждать, когда она соблаговолит разрешиться новым яйцом.
Председатель общества "Геть неграмотность" погрузился в размышления.
— Надо резать! — вымолвил он наконец.
Евтушевский, словно бы освобожденный от заклятья, стал гоняться за курицей, которая в бегстве скользила, припадала на одну ножку, летала над столами и билась об оконное стекло. Подлинник был в ужасе.
— Зачем резать? — кричал он, наседая на "Геть неграмотность".
"Геть" иронически улыбнулся. Он сел и покачал ногой, заложенной за ногу.
— А как же иначе? Ведь курица питается не золотом. Значит, все золото, которое она может снести, находится в ней. Значит, нужно резать.
— Но позвольте… — вскричал Подлинник.
— Не позволю! — ответил Баллюстрадников.
— Спросите кого угодно. И все вам скажут, что нельзя резать курицу, которая несет золотые яйца.
— Пожалуйста. Под окном весь Колоколамск. Я не возражаю против здоровой критики моих предположений. Спросите.
Председатель лжеартели ударил по оконной раме, как Рауль де Нанжи в четвертом действии оперы "Гугеноты", и предстал перед толпой.
— Граждане! — завопил он. — Что делать с курицей?
И среди кристальной тишины раздался бодрый голосок стоявшего впереди всех старичка с седой бородой ниже колен:
— А что с ей делать, с курицей-то?
— Заре-езать! — закричали все.
— В таком случае я в долю! — воскликнул мосье Подлинник и ринулся за курицей, которая никак не давалась в руки дудочника.
В происшедшем замешательстве курица выскочила в окно и, пролетев над толпой, поскакала по Бездокладной улице. Преследователи, стукаясь головами о раму, выбросились на улицу и начали погоню.
Через минуту соотношение сил определилось так.
По пустой, нудной улице, подымая пыль, катилась курица Барышня. В десяти метрах от нее на длинных ногах поспешал человек-верста. За ним, голова в голову, мчались Евтушевский с Подлинником, а еще позади нестройной кучей с криками бежали колоколамцы. Кавалькаду замыкала мадам Подлинник со столовым ножом в руке.
На площади Барышню, вмешавшуюся в общество простых колоколамских кур, схватили, умертвили и выпотрошили.
Золота в ней не было ни на грош.
Кто-то высказал предположение, что зарезали не ту курицу. И действительно, внешним своим видом Барышня ничем не отличалась от прочих колоколамских кур. Тогда началось поголовное избиение домашней птицы. Сгоряча резали и потрошили даже гусей и уток. Особенно свирепствовал председатель общества "Геть неграмотность". В общей свалке и неразберихе он зарезал индюка, принадлежавшего председателю общества "Геть рукопожатие".
Золотого фарша нигде не нашли.
Смеющегося Евтушевского увезли на телеге в психбольницу.
Когда милиция явилась в дом Евтушевского, чтобы описать оставшееся после него имущество, с подгнившего бревенчатого потолка тяжело, как гиря, упал и покатился по полу какой-то круглый предмет, обернутый в бумажку.
В бумажке оказалось золотой яйцо, точь-в-точь как первое. Была и 56-я проба. Но кроме этого на яйце были каллиграфически выгравированы слова: "С новым годом!"
На бумажке была надпись:
"Передать С.Т. Евтушевскому. Дорогой сын! Эти два яйца — все, что осталось у меня после долгой и беспорочной службы в пробирной палатке. Когда-нибудь эти яички тебя порадуют. Твой папа Тигрий Евтушевский".
… Автобус шел по правому берегу Куры. В этом месте в нее вливается Арагва. Течение обеих рек столь быстро, что воды их смешиваются не сразу: темная вода Куры мчится рядом со светлой водой Арагвы.
— Что вам это напоминает, Сеня? — вдруг спросил Остап.
— Картину Эль-Греко.
— А мне — ветчину, — вздохнул Бендер.
На высокой голой горе показались развалины монастыря Джаварис-Сакдари.
Гражданин с пуговкой поспешно достал путеводитель и, с трудом соединяя прыгающие перед его глазами строчки, начал читать:
Немного лет тому назад,
Там где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход…
— А вы знаете стихи о Кавказе? — вдруг спросил он Остапа.
— Да, я знаю стихи о Кавказе, — Бендер медленно, очень медленно, улыбнулся. Ему казалось, что увидев его улыбку, гражданин с криком бросится в двухцветный поток. Но этого не произошло.
— Вот и у вас настроение улучшилось, — умилился он. — Правда, Лелечка, у нашего друга настроение улучшилось? Ну читайте же, читайте!
— Скажите шоферу, что у вашего друга детства улучшилось настроение и я в вашем полном распоряжении, — выставил условие Остап.
— Товарищ шофер, у моего