Шрифт:
Закладка:
Бойцы рассматривали проходящую мимо русскую женщину без особых эмоций. Проситься, чтобы подвезли, смысла не было, куда она направлялась, военные не ездили. Взгляд машинально отметил несколько офицеров, стоящих в голове колоны. Знаков различия на них не было — определялось по возрасту и уверенности. Заросшие щетиной офицеры курили, о чем-то разговаривали. Внимание Ольги сфокусировалось на одном из них. Он чем-то притягивал взгляд — может, знакомой позой или движением, поворотом головы.
Подойдя ближе, Ольга уже не сомневалась. Лицо офицера покрывал темный загар, брови выгорели от солнца, под глазами гусиные лапки морщин. Кожа огрубела, шрам над губой стал розовым, а щетина засеребрилась сединой. И глаза вроде другие — жесткие. Но он! Он!
— Слава… — шагнула к нему Ольга.
Сколько она мечтала увидеть его… За несколько коротких встреч этот майор сумел стать одним из самых близких здесь людей. Жило в нем что-то мальчишеское, светлое. Она пыталась разузнать о нем, слышала, что Слава за бои в Аргунском ущелье был награжден орденом Мужества, и порадовалась за него — значит, жив. И вот он, прямо перед ней.
— Ольга?! — ахнул Слава.
Они обнялись на виду всех бойцов. Другие офицеры тактично отошли в сторону, солдаты вытянули шеи — посмотреть, с кем там командир?
— Как ты здесь? — Слава не мог прийти в себя от удивления. — Подожди, мы же с тобой расстались еще в январе. И ты до сих пор в Чечне? Давай-ка я тебя рассмотрю — ты какая-то другая стала… Значит сына так и не нашла?
Ольга улыбалась, губами, глазами. Была бы прежней — заплакала бы. Коротко рассказала майору про ранение, Бамут и другие места. Про потерянный след Алеши.
— Погоди, — по мере ее рассказа лицо Славы становилось все более удивленным, выгоревшие брови приподнялись, — так это я про тебя слышал? Мол, ходит по войне какая-то мать, пленных освобождает. Ничего не боится. С любыми боевиками общий язык находит, даже с самыми отмороженными. Так это ты?! Ничего себе! Мать, ну ты… и вправду мать. Вот уж не ожидал, что ты такая… Хотя нет, — поправился майор, — сразу было видно. Еще зимой… Оль, ну и судьба тебе выпала…
Они не могли наговориться. Слава в двух словах рассказал о себе, но про орден не обмолвился. Вглядываясь в него, Ольга заметила, что он избегает разговоров о доме, что-то появилось в его глазах, какая-то спрятанная от себя и других боль. Обручального кольца на его пальце не увидела, более того, не имелось и следа на загорелой коже, а значит, снял он кольцо уже давно. Вспомнила, как еще в поезде майор признался, что его жена собиралась подавать на развод.
— Товарищ майор, дали добро, выдвигаемся, — подбежал к Славе кто-то.
Расставаться не хотелось совершенно. Слава поморщился, как от зубной боли, и быстро заговорил:
— Оля, слушай, мы в Ханкалу, на базу. Давай с нами. Устроим тебя как самую почетную гостью. Побудешь у нас, отдохнешь, перину тебе настоящую из какого-нибудь особняка притащим. Поехали, Оль… Ребята о тебе как узнают, знаешь, как уважать начнут. Банька там у нас есть своя, самодельная. Нельзя нам второй раз тебя вот так бросать… Оля, я настаиваю!
У Ольги всю радость с лица Как будто стерли.
— Нет, Слава. Спасибо. В другой раз, — покачала она головой.
— В следующей жизни, да?
Майор, сдвинув автомат, обнял ее крепко, словно пытаясь выразить в этом объятий, насколько она ему дорога. Махнул рукой бойцам. Ольга осталась на дороге. Бронетранспортер дернулся, поехал. За ним, выбрасывая дым, лязгая гусеницами, тронулась вся колонна.
— Ты хоть сейчас куда? — успел крикнуть Слава.
— В Итум-Кали. Потом дальше в горы.
— Ну тогда и вправду в следующей жизни. Прощай, Оля…
В клубах пыли колонна пошла вперед, оставив женщину на дороге. Слава сидел на броне с каменным лицом, не смотря назад, на поднятую пыль, за которой ничего не видно.
— Слава, кто это? — перекрикивая шум мотора, спросил его о женщине сидевший рядом офицер.
— Мать, — крикнул в ответ майор.
Офицер непонимающе посмотрел на товарища:
— Твоя?
— Наша, — ответил Слава.
А Ольга пошла дальше. Постаралась вернуться к мыслям о маме и Насте. Когда ей было плохо, она всегда о них думала, как будто пряталась в этих мыслях от окружающего.
В сумке у нее лежало недавно полученное письмо.
«Доченька моя дорогая, возвращайся домой, — взволнованно писала мама. — С Алешей, значит, такая судьба. Но у тебя есть Настя! Мы сейчас о тебе думаем. Если ты там пропадешь, как нам жить? Я все понимаю, но возвращайся, доча. Ты уже раненая была, и знаешь, каково это жить, каждый день думая, жива ты еще или, может, пропала с концами, как Леша. Возвращайся, Олечка!»
Там же лежал еще один конверт.
«Здравствуйте, Ольга Владимировна, — говорилось в письме. — Нашла адрес, по которому Вам можно писать через Комитет солдатских матерей. Меня зовут Светлана Леонидовна, я мать Саши, которого вы вывезли раненым из Ведено. Господи, как я плакала от счастья, когда узнала, что он жив. У Саши все хорошо, было три операции, сейчас он идет на поправку, лежит в госпитале у нас, в Томске. Дорогая Ольга Владимировна, Вы спасли моего сына. Примите мой земной поклон. Мы собрали Вам посылку и деньги для помощи другим, таким как мой Саша. Передадим через Комитет. Ольга Владимировна, берегите себя в Вашем нелегком служении. Еще раз спасибо Вам от всего сердца, мы за Вас молимся. Вы делаете Божие дело…»
Подобных писем Ольга получила уже несколько. В одном из них, кроме слов сердечной благодарности, крупным женским подчерком было написано:
«Я сейчас не работаю, у меня есть небольшие сбережения, сын устроен. Можно я приеду к Вам и в благодарность за своего ребенка буду помогать Вам в поисках Вашего сына и поисках других наших солдат?»
Вскоре мыслями она вернулась к Славе. И ей пронзительно захотелось, чтобы его жена передумала, чтобы Славу ждали дома. Дома человека должны ждать, иначе можно
