- И чем я могу помочь?

- Я подумал, может, твоя ба…

- Ты подумал! – раздраженно перебил Яков. – Почему ты считаешь, что можешь так просто пользоваться мной? И моей бабушкой тоже! Почему ты думаешь, что я хочу помогать девчонке, с которой ты…

Лёва заткнул Якова поцелуем.

Он ничего не успел ни рассчитать, ни обдумать. Не было ни мыслей, ни волевого решения. Просто показалось, что так нужно. Интуитивно. Чувственно. Яков так распалялся, так злился… И Лёва сделал это, потому что оно казалось самым уместным в их разговоре. Куда уместней начавшегося обмена ядовитыми колкостями.

Только разорвав поцелуй, Лёва опомнился и посмотрел по сторонам: они стояли посреди школьного коридора в разгар перемены. Маленький пятиклассник, напоровшись на них взглядом, остановился как вкопанный. Пораженный увиденным он переводил взгляд с Лёвы на Якова.

Лёва шикнул на него:

- Ты чё-то хочешь сказать?

Тот испуганно мигнул, мотнул головой и заспешил дальше по коридору. Лёва представил, как он вернётся в свой класс и скажет: «Пацаны, прикиньте чё!..», потом будет выискивать их в коридоре, чтобы показать пальцем. И они все будут ржать.

«Но это всего лишь пятиклассники, - утешал себя Лёва. – Я могу переломать им кости, если захочу».

Яков поправил очки на переносице и деловым тоном спросил:

- Я смотрю, ты ещё раз обдумал моё предложение.

Вообще-то Лёва не обдумывал. Но Кате нужна была помощь, поэтому он сказал:

- Да.

- Ты его принял?

- Да.

На секунду, ровно на одну секунду, непроницаемая маска спала с лица Якова, и он улыбнулся – очень тепло и открыто, как ребёнок. Но, заметным усилием воли вернув губы в тонкую прямую линию, снова нацепил ледяное безразличие.

- Я поговорю с бабушкой, - оповестил он сухим тоном.

- Спасибо, - Лёва отступил на шаг, убирая ладонь с его рубашки – машинально схватился, когда тянулся для поцелуя.

- Увидимся на биологии.

Прозвеневший звонок будто поставил точку в их разговоре. Власовский застучал по паркету каблуками начищенных туфель, а Лёва стоял оцепеневший, окутанный толпой ребятни – они, как сплошная масса, двигались по коридору, нехотя рассасываясь по кабинетам.

Лёва проговорил про себя всё, что сделал: «Я бросил девчонку, потому что я гей, и начал встречаться с парнем, чтобы он помог девчонке, которую я бросил, потому что я гей». Повторив эту фразу несколько раз, он произнёс самое правдивое из всего, что случилось: «Кажется, я запутался».

Лев [28-29]

Они были идеальной парой.

Идеальные отношения.

Идеальные разговоры.

Идеальный секс.

Идеальная сочетаемость характеров.

Идеальное совпадение во взглядах на жизнь.

Они вместе планировали свою идеальную жизнь: идеальный отъезд в идеальную страну, где люди говорят на идеальном языке.

- Ты меня любишь?

- Да.

- Скажи это.

- Что сказать?

- Скажи: «Я тебя люблю».

- I love you.

- Ты невыносим.

Лев решил: на чужом языке это ничего не значит. На английском слова о чувствах вылетали изо рта легко и просто, на русском – застревали в горле.

«Я тебя люблю» он говорил Кате, безусловно и искренне. Потому что правда любил: так же болезненно, как маму, так же самоотверженно, как Пелагею, так же сильно, как Власовский – органическую химию (теперь это сравнение с органической химией прочно засело у него в голове). Глядя на Катю, Лев часто думал: «Был бы я натуралом…» (иногда он случайно думал это вслух, и тогда Яков раздраженно поправлял: «Гетеросексуалом», а Лев всё равно повторял: «Был бы я натуралом…») В общем, с Катей было хорошо. И с Катей, и у Кати. Она состояла на диспансерном учете с ВИЧ-инфекцией, получала антиретровирусную терапию и чувствовала себя прекрасно. Взяла в привычку «начинать новую жизнь» каждый месяц: волосы не успевали отрастать. Лев любил чмокать её в выбритый висок, обнимать локтем за шею и трепать по лысине (она в такие моменты громко смеялась и пыталась вывернуться). Лев тоже смеялся и с тоской думал: у них с Яковом такого нет.

Не было ничего такого, что Лев бы любил делать только с ним. Ничего такого, что не повторишь больше никогда и ни с кем, потому что будет уже не то. Чмок в лысую голову – какая, казалось бы, ерунда, но эта ерунда была только для Кати. Для Якова не было ничего.

Когда у Кати появился парень, Лев почувствовал лёгкий укол ревности. Высокий, зеленоглазый шатен, будто вышедший со страниц женских романов – холодный и неприступный с другими, пылкий и нежный с ней. Таким, по крайней мере, его описывала Катя.

- Покажи мне его. Он хоть не голубой?

- Конечно нет.

Лев увидел его впервые у Кати дома, когда приходил забрать свои кассеты со старыми мультиками (на Катю иногда нападала ностальгия по Союзмультфильму). Тогда, отогнув шторку, закрывающую дверь в комнату, Лев увидел этого зеленоглазого шатена с блестящими губами и прилизанными волосами.

- Он голубой, - сказал он Кате.

- С чего ты взял?

- Чувствую.

- Ой, иди ты, - отмахнулась она, думая, что Лев шутит.

Лев пошел, а через месяц Катя узнала, что парень действительно был голубым. Потом она долго ныла у него на плече: «Ну почему-у-у со мной всё время это происходит?».

К концу десятого класса Лев проникся искренним интересом к биологии и вымученным – к химии, а английский подтянул до уровня Intermediate. Неплохо, конечно, но для сдачи Тойфла было недостаточно.

Власовский, к примеру, владел английским как своим родным, потому что в детстве много путешествовал с родителями. У него вообще забавная биография: его родители были орнитологами и погибли во время экспедиции в Африке. Их съели крокодилы.

Когда Лев слушал эту историю в первый раз, то невольно рассмеялся, уверенный, что Яков шутит, но тот смотрел так серьёзно, что стало стыдно. Подавив смешок, Лев попытался придать лицу сочувственное выражение. Не то чтобы он не сочувствовал Власовскому по-настоящему, но ведь трудно поверить, что чьих-то родителей могли съесть крокодилы в Африке!

Первый год отношений действительно прошел идеально – настолько, насколько вообще могли быть идеальны отношения с парнем, которого не любишь. Сам Власовский нет-нет, да сдавал позиции: то и дело у него прорывались слова о любви, вопросы о любви, обиды на недостаток любви. Лев напоминал Якову, что они партнёры («как партнёры по бизнесу» говорил Лев его же словами), и о любви не договаривались, на что Власовский начинал увиливать: «Я ведь не говорю прям о любви.