Шрифт:
Закладка:
— Пап, давай я провожу тебя в покои. Ты очень много сегодня ходил. Азизов не позволяет — он очень озабочен твоим здоровьем и тем, что ты не выполняешь его назначения. Идем, — цесаревич поспешил к отцу и взял его под руку.
— Дениска! Ну-ка оставь меня! — Филофей Алексеевич оттолкнул его руку. — Хочу здесь побыть! Вот при мне решайте свои важные дела!
Отходя от императора, цесаревич на миг повернулся ко мне и приложил палец к губам. Я понял, что при старике предстоящую операцию обсуждать не следует.
— Я вам скажу, Елисей Иванович, ваши крымские вина нечета тем, что идут последние три года с критских виноделен, — сказал цесаревич с некоторым раздражением, словно продолжая эмоциональный разговор, которого на самом деле не было.
— Обижаете, Денис Филофеевич, вот если брать крымские с виноградников Астафьева, то очень хороши они. Не хуже, чем ваши средиземноморские, — отозвался граф Варшавский, покосившись на меня.
Я поддержал разговор, сказав о виноградниках нашего поместья. Потом как-то тема сместилась к морской торговле и извечной проблеме Гибралтарского пролива, который мы никак не поделим с Британцами. Император тоже участвовал в никому не нужном из нас разговоре и несмотря на старания Дениса Филофеевича никак не желал уходить.
В какой-то момент этого пустого для всех разговора мне пришла на ум идея. Как выразилась бы Талия, гениальная идея. Пришла она, наверное, от скуки. Я взял и активировал «Лорепалх Куил», что, как вы уже знаете, в переводе с лемурийского означает «Маска Лжеца». Ту самую магию, благодаря которой, в нужный момент я превратился в князя Козельского, а прежде превращался старичка, похожего на нашего дворецкого, а еще раньше в мертвого мага из банды «Стальных Волков». Поскольку время у меня имелось в распоряжении много, я тихонько и тщательно срисовал образ императора. Этот шаблон назвал «Филофей». Глупо, конечно. Глупо и опасно — ведь такими вещами не шутят. Ну уверен, что та, прежняя Талия Евклидовна рискнула бы сыграть в подобную игру. Но меня чего-то понесло — захотелось остренького. И в мыслях было именно в таком облике навестить Глорию.
Глава 18
Еще один друг Ленской
Зря Денис Филофеевич поднял тему проблем морских торговых путей и качества средиземноморских вин. Император здесь оказался большим знатоком и очень словоохотливым до этого разговора. Задержался он у цесаревича не менее чем на час. Даже потребовал подать прямо в кабинет несколько образцов вина с кипрских виноделен, затем сказал Варшавскому:
— Пей это и это! — пододвинул к нему серебряный поднос. — Пей, пока не поймешь, что эти вина намного лучше твоих крымских! Особо я ценю семилетнее «Амантус Славия». Только Глория не позволяла мне в полной мере удовольствоваться.
— Как же так, — фальшиво возмутился Варшавский, держа в руке бокал. — Что эти женщины возомнили о себе, чтобы лишать самого императора таких удовольствий!
— Ты тоже пей! — Филофей вытянул в мою сторону кривой палец. — Маг, видите ли, он! Слишком молод еще! А насчет женщин, я вам, так скажу: хороши они только поначалу. Как становятся женами, то превращаются в нашу беду. И неважно кто эта жена: императрица или какая-нибудь бабенка без важного титула.
Мне пить тоже пришлось. Пить и вдобавок врать. Потому как все мы дружно поняли, что Филофей Алексеевич еще тот заядлый спорщик и не уйдет, пока не получит в этом совершенно пустом споре удовлетворения.
Когда все образцы принесенных вин были выпиты, и граф Варшавский третий раз признал правоту императора, тот удалился, довольно улыбаясь и опираясь на руку кого-то из дворцовой прислуги. Мы с цесаревичем и Елисеем Ивановичем смогли вернуться к делу более важному, чем винопитие и разговоры о женщинах да прочих мужских удовольствиях.
— Не хотел я при нем о лондонской операции, — пояснил Романов, когда старик вышел. — Отец стал слишком болтлив, может начать обсуждать это с кем-нибудь из посторонних и Глории обязательно донесет. У него от англичанки все меньше секретов. Как малый ребенок ей все рассказывает.
— Она не знает о моей предстоящей миссии в Британии? — полюбопытствовал я, хотя понимал, что знает, в том числе и от меня — я касался этой темы в разговоре с ней, но преподнес так, чтобы императрица не могла знать ни сроков, ни важных деталей.
— Полагаю, знает или догадывается. У Глории всегда очень хорошо с осведомленностью. Тем более вы же сам говорили с ней о вероятной попытке вырвать таблички Святой Истории Панди из рук герцога Уэйна, — цесаревич вернулся за свой рабочий стол. — При всех моих неприятностях отношений с ней, она — умная женщина, и должна понимать, что вы в Лондоне непременно появитесь, но сроки и детали этого визита будут тайной даже для нее.
— Увы, то, что вы, Александр Петрович, собираетесь в Лондон, полагаю, знают даже в Лондоне. Знают, конечно, на уровне догадок и понимания, что это случится, если вам не удастся договориться по вопросам обмена ключа. Кстати, мы продолжили игру, которую вы затеяли с господином Тороповым против людей Уэйна, — сообщил граф Варшавский, что для меня стало большой неожиданностью. — Уж извините, ваше сиятельство, при всем моем уважении к Геннадию Степановичу и его людям, то что случилось в стенах его, так сказать, сыскного агентства — это огромный провал. Понятно, что британцы — еще те лисы, матерые, коварные, но быть такими беспечными в вопросах собственной безопасности!.. — Елисей Иванович многозначительно развел руками. — Вам же просто скажу, что мы, прикрывая вашу предстоящую операцию, снова вышли на людей Уэйна. Кстати, подобрались к нему аж через самого графа Чарльза Бекера — смогли заинтересовать его важными египетскими артефактами. В доказательство, что это не игра, пришлось пожертвовать одним — хеджетом Нармера-Озириса. Продали ему так сказать весьма недорого.
— А пожертвовал ее сам князь Трубецкой, выкупив у одних малоизвестных людей, — заметил цесаревич. — И дело здесь вовсе не в деньгах. Сами понимаете, здесь деньги никто не считает.
— Пока, как мне представляется из сообщений моих источников, сам граф Бекер склоняется считать, что это не игра с
