в окрестностях города под тем же названием в департаменте Буш-дю-Рон и относимый учеными к III веку до н.э. На первый взгляд, попирающее ногами две отрубленные головы чудовище с длинными когтями, фаллосом в состоянии эрекции, огромными зубами, вцепившимися в наполовину обглоданную человеческую руку, представляет собой одно из наиболее совершенных изображений христианского дьявола, какое когда-либо знало человечество до изобретения письменности. Можно с уверенностью утверждать, что римские художники, также как и скульпторы, работавшие в готическом стиле, широко использовали рисунки подобного рода для воссоздания наиболее характерных изображений нечисти, в том числе горбуна с холма — бога Крома Круаша, наделенного сверхъестественными способностями и, по утверждению Юлия Цезаря, пожиравшего приносимых в жертву несчастных людей.

До наших дней сохранились каменные скульптуры этого кровожадного бога, однако, по свидетельству неизвестного монаха XI века, оставившего запись в «Книге Лейнстера», в старину отливались также идолы из чистого золота:

"... Они вели себя неправильно, Заламывали руки, бичевали тела, Проливали слезы перед связавшим их цепями чудовищем. Стояли в ряд двенадцать идолов из камня; Но среди них только Кром был из золота»[247].

Кром был верховным богом, о чем свидетельствует легенда, согласно которой во времена правления не менее легендарного короля Тьернмаса Шотландского в XVI веке до н.э. все первенцы племенных вождей были принесены в жертву Крому в долине поклонения под названием Мапплехт.

Однако, с другой стороны, подобный союз плодородия и смерти отражает двойственный характер сверхъестественных сил, которые могут приносить народам пользу точно так же, как и причинять им зло. И только мы, люди XX века, воспитанные на историческом наследии христианской иконографии, видим в них дьявола. Если бы Кром был истинной нечистой силой, нам бы пришлось согласиться с тем, что он не только совершал злодейские поступки, но и способствовал плодородию и вершил благие дела.

У кельтов все же была более подходящая кандидатура на звание кельтского предка дьявола. И звали его Локи. Дюмезиль посвятил ему целый труд, заметив в предисловии, что Локи был «одним из самых удивительных скандинавских богов»[248]. Он — хитроумный шутник скандинавского и германского пантеонов, покровитель и вожак осмелившихся выступить против воли богов волка Фенрира, богини преисподней Тильды, змеи Мидгарды[249]. Локи принимал разные обличья: в кельтских сказаниях он даже упоминается как отец коня о восьми ногах Слейпнира[250]. «Если изучать этимологию его имени, — писал Люркер[251], — можно заметить сходство со словом log (на немецком языке lohe означает дикий огонь)».

И хотя порой Локи менял свой облик, чаще всего он появлялся под видом низкорослого мужичка, почти карлика. Был ли он и впрямь дьяволом? Дюмезиль категорически не согласен с тем, что Локи — банальный шутник и хитрый пройдоха, trickster, некий мифический персонаж, встречающийся во многих религиях, которого можно сравнить с королевским шутом, поддразнивавшим царя богов, но, тем не менее, дорожившим своим местом при дворе. Следует заметить, что на всех изображениях, включая современные колоды карт, он похож на «лукавого» в лучшем смысле этого слова и выглядит эдаким опереточным чертенком. Но самое любопытное заключается в том, что подобный бог встречается в религиях, не имеющих между собой, казалось, никакой видимой связи; в пантеоне проживающей в Нигерии и Того народности йоруба он — слуга всех богов Эшу[252], которого по значению можно, пожалуй, сопоставить с Гермесом-Меркурием. И тем не менее, Дюмезиль, похоже, склонен видеть в Локи злого гения.

Однако Локи находился на посылках у высшего бога неба Одина. У него есть одна отличительная черта характера, которая не встречается ни у одного кельтского божества, кроме Одина и бога грома Тора, чьим приятелем он был: исключительная общительность. Он поддерживал хорошие отношения даже с великанами и чудовищами[253]. К несчастью, он не упустил случая сыграть со своим хозяином плохую, если не сказать жестокую, шутку, результатом которой стала смерть Бальдера и чуть было не наступил конец света.

В германской мифологии Локи — предтеча грядущего апокалипсиса Рагнарока: во времена плаща и кинжала люди станут воевать между собой до тех пор, пока не заполыхает весь мир. Тогда боги возьмут в руки оружие, чтобы покончить с силами Зла: великанами под предводительством Имира, сыновьями Муспелла с Локи во главе, а также Суртуром. Волк Фенрир проглотит великого бога Одина, но погибнет от руки Видара, отомстившего за смерть своего отца. В свою очередь, Тор одержит победу над Мидгардой, но преставится от отравленного дыхания змея. После того как супругу Одина Фрийю победит бог огня Суртур, он подожжет мир. «И померкнет солнце, океан поглотит землю, и с неба посыпятся блестящие звезды»[254]. Как ни странно, описания апокалипсиса во всех религиях похожи!

Итак, конец света должен был произойти по воле бога огня, происходившего от индоарийского божества Агни и отличавшегося от него только тем, что он не был возведен в культ. Тем не менее, его почитали скандинавские крестьяне: «В некоторых пословицах и преданиях упоминается его имя, — отмечает Дюмезиль. — В огонь бросают пенку с молока со словами: это для Локье», что звучит почти как Локи; в разных уголках Швеции, а также среди шведов, живущих в Финляндии, у детей есть обычай бросать в огонь выпавший молочный зуб, приговаривая: «Локье, вместо золотого дай мне зуб костяной!»

Однако можно ли с уверенностью утверждать, что он был богом огня? На сей счет Дюмезиль выдвигает гипотезу о «первых сторонниках натуралистической концепции». В наше время такое словосочетание, как «натуралистическая концепция», своей неблагозвучностью режет слух точно так же, как и давно вышедшие из употребления слова «антиклерикал», «грамотей» или «фармазон». Остается только добавить, что Локи чаще всего отождествлялся с огнем, что говорит о его причастности к нечистой силе. Однако некоторые ученые полагают, что он был богом воды, растительности, потусторонних сил, эдаким «джокером»[255], которому выпала честь перевернуть последнюю страницу мировой истории. Подобная интерпретация идет от желчно-иронического взгляда на судьбы человечества, что можно, например, сравнить с шедшей по четвергам третьей недели поста мистерии[256], когда режиссер-постановщик сначала выводит на сцену вихляющего бедрами актера, чтобы тот, протягивая яблоко Еве, поведал зрителям