Если перефразировать Пушкина, то «мой друг был самых честных правил», который, кстати, тоже не в шутку занемог.

Но, его последнее письмо было для меня загадкой и неожиданностью…

Володя писал, что в начале мая его выпишут, и он ждет – не дождется нашей встречи. Далее шли разные новости из жизни нашего батальона, передавал приветы от наших общих знакомых. В общем было обычное письмо. Но в конце было нечто, что меня насторожило и заинтриговало.

Как бы между прочим Воронин обмолвился, что командир батальона капитан Фимушкин и его заместитель по воспитательной работе капитан Арясов «хотели учинить над ним расправу – задавить его танком» за то, что… Воронин отказался делать прививку от тифа.

Я несколько раз перечитал это место, но так ничего и не понял, шутит он или нет? Мне даже в голову пришла мысль: уж не «тронулся» ли мой друг умом после тифа? Может быть это были какие-то особые последствия, осложнения болезни?

Сама по себе новость казалась мне абсурдной и фантасмагоричной. Никаких объяснений и комментариев. Никакого намека на что-либо. Я понимал, что здесь что-то не так, поэтому решил дождаться возвращения моего друга и все у него выяснить все самому.

Но встретиться нам так и не удалось…

Забегая вперед, скажу, что 10 мая 1945 года я и еще четверо моих однополчан были направлены на учебу в Саратовское военно-пехотное училище войск НКВД63.

15 мая 1945 г. Воронин вернулся из госпиталя в роту, но меня там не застал. Спустя два месяца он и сам был откомандирован на 6-месячные курсы младших лейтенантов политсостава, откуда подал рапорт на перевод в Харьковское военно-политическое училище войск НКВД. Осенью 1948 г. Воронин в звании лейтенанта убыл для дальнейшего прохождения службы на советско-афганскую границу в таджикский пограничный округ.

Вот так разошлись наши фронтовые пути-дорожки. Нашли мы друг друга только спустя 24 года. Завязалась переписка, которая впоследствии вновь переросла в прежнюю дружбу.

И только в 1969 г. я узнал, чем кончилась та история, о которой мне писал Володя Воронин в победном мае 1945 г.?

…Операция в Путиловском районе завершилась. Подразделения нашего батальона вышли в район сбора. Десять дней мы охотились за бандой «Коршуна». Задача была выполнена, и мы в ожидании прибытия автомашин сидели на поляне.

Первое, что хотелось всем нам – помыться в бане, а потом хорошо выспаться. В предвкушении долгожданного отдыха мы сидели вдоль дороги и курили. Многие, чтобы не терять время даром, уже спали, положив под голову вещевые мешки и скатки шинелей.

Бывало по несколько суток подряд без сна и отдыха мы гонялись за бандитами, переходили вброд по колено в ледяной воде горные реки, под дождем неподвижно лежали в засадах на сырой земле. Обмундирование и обувь сохло прямо на нас. Поэтому не удивительно, что часть бойцов слегла с воспалением легких.

Когда появился первый заболевший тифом, командование батальона приняло срочные меры по недопущению распространения инфекции: организовали карантин, провели дезинфекцию мест расположения подразделений, начали вакцинацию личного состава.

Одной из причин вспышки заболевания могло стать посещение, а точнее ликвидация оуновских схронов. Прежде чем взорвать подземные жилища, бойцы тщательно обследовали их с целью обнаружения документов, карт.

В схронах стояла такая вонь и смрад, что находиться там длительное время нормальному человеку было невозможно. Если кто-то из бандитов заболевал, его просто перемещали в дальний край схрона, отгородив угол простыней, поэтому рано или поздно болезнь распространялась по всему помещению.

Так что подцепить какую-нибудь заразу нашим бойцам было очень легко. Иногда об этом они узнавали лишь спустя несколько дней, когда инкубационный период заканчивался, и начиналась активная фаза болезни.

Наши молодые организмы, доведенные до предела экстремальными условиями военной жизни, как могли боролись с недугами. Но рано или поздно они все же сдавались. Поначалу мы не замечали первых симптомов болезни, списывая их на слабость организма и усталость. Но болезнь уже сидела внутри многих из нас.

…Вдалеке послышался звук моторов, и командиры немедленно отреагировали:

– Кончай перекур! Выходи строиться!

Бойцы потянулись к краю поляны в ожидании увидеть колонну автомашин. Но спустя несколько минут из-за поворота выполз… танк Т-34. Он приблизился к поляне и, выпустив большие клубы сизого дыма, громко заурчав, остановился. Двигатель заглох.

Крышка командирского люка открылась и из нее показалась… голова командира батальона капитана Фимушкина. Ротные, построив подразделения, побежали докладывать ему.

Спрыгнув на землю, Фимушкин постучал буксировочным крюком по броне:

– Комиссар, выходи!

Люк под башней открылся, и все увидели заместителя командира батальона по политической части капитана Арясова.

Приняв доклады командиров, Фимушкин обратился к бойцам:

– Мне доложили, что в батальоне есть отказники от прививок. Этот так?

И сделав небольшую паузу, продолжил:

– Ну что, есть такие или нет? Кто не сделал прививку от тифа – два шага вперед!

Из строя вышли человек десять. В минометной роте таких было двое. В том числе и сержант Воронин.

Командир батальона подошел к строю минометчиков.

– И какой пример Вы, сержант, подаете своим подчиненным. Вы понимаете, что своими преступными действиями подрываете боеготовность части. И это в то время, когда каждый штык на счету?

– Товарищ командир, я… – начал было говорить Воронин.

– Ничего и слышать не хочу! Никаких оправданий! – оборвал его комбат.

Володя хотел объяснить, что в тот день, когда в медсанчасти делали прививки, он был в карауле с другим подразделением – заболел помначкара, и Володю срочно назначили в караул взамен его.

– Сержант Воронин, на месте – к бою!

Володя сорвал с плеча винтовку и распластался посреди дороги.

– Сержант Воронин к бою готов!

Фимушкин обернулся, сделал круговое движение рукой:

– Заводи!

И едва танк громко заурчал, комбат подал отмашку:

– Вперед!

Рванув с места, танк поднял вверх клубы пыли и черного дыма. Через секунду он пронесся над тем местом, где только что лежал Воронин.

Стоны ужаса вырвались из уст бойцов. Подобной картины не ожидал увидеть никто. Все замерли в оцепенении.

Последнее, что отчетливо запечатлелось в сознании моего друга, был нижний люк танка. Затем – чернота…

Но Воронин остался жив. Так что же произошло?

Когда мне все это описывал в письме Володя Воронин, я повторно пережил те чувства, которые испытал при чтении его первого письма в мае 1945-го.

Но далее наступила развязка, которая могла бы успешно стать частью сюжета какого-нибудь фантастического или детективного романа.

На самом деле Володя описывал не реальные события (и даже не сон), а все то, что привиделось ему в бреду.

«Эта картина, – писал мой друг, – так отчетливо засела в моем мозгу, что я сам даже поверил в ее реальность. Но, к счастью, это был всего лишь плод воображение моего больного сознания.

«Когда мне стало совсем плохо, то перед тем как потерять сознание, – писал в письме Воронин, – я увидел этот кошмарный «сон». У меня в глазах все померкло. Сознание отключилось. Пришел в себя только через трое суток на госпитальной койке. Картина с танком – последнее, что запомнилось в моем сознании. И когда я рассказывал об этом своим соседям по палате, все продолжали думать, что я брежу, хотя я и сам не понимал было ли это на самом деле или нет? Вот так командир батальона капитан Фимушкин и его заместитель по воспитательной работе капитан Арясов «хотели учинить надо мной расправу – задавить меня танком».

…Торжественное собрание еще не началось и поэтому возбужденные его участники громко переговаривались между собой, отчего в зале стоял невообразимый шум. На сцене – длинный стол, покрытый красной скатертью, и трибуна. Большие плакаты: «Да здравствует 1 Мая», «Слава товарищу Сталину – организатору и вдохновителю всех наших побед!» и «Смерть фашистам и их оуновским пособникам!», «Разгромим врага в его логове!», изготовленные штабными писарями, висели на сцене и стенах дома культуры. До начала собрания оставалось несколько минут.

Я оглядел зал и увидел, что все