Шрифт:
Закладка:
* * *
Аттина заглушила мотор и повернулась к нему.
– Приехали.
– И где это мы? – с улыбкой поинтересовался Амир.
– Не знаю, но это место кажется мне знакомым, – призналась Аттина.
Вишневый «мини» стоял на обочине дороги. Где-то вдалеке светились окошки приземистых домиков, разбросанных по улице маленького провинциального городка. Построенные из желто-коричневого кирпича, при дневном свете они казались сложенными из ракушек.
Тишина в машине была вязкой, осязаемой, словно ее можно было потрогать руками.
– Я не знаю, что мне делать, – осторожно призналась Аттина. – Я словно живу в чужом городе, среди незнакомых мне людей. Семья, друзья… Как я могла видеть, но не замечать? Как такое вообще возможно?
– У каждого из наследников пяти Старших семей свои секреты, – негромко произнес Амир.
Аттина взглянула на него.
– Ночь за ночью мне снятся сны, с того самого дня, как погибла Марина, – сказала она. – А когда просыпаюсь – ничего не могу вспомнить. Мне кажутся знакомыми места… и разговоры. Дежавю преследует меня каждый раз, когда я оказываюсь в замке. Иногда мне сложно понять: я уже закончила разговор или только начала. Это медленно сводит меня с ума.
Аттина несколько раз стукнулась лбом о руль, словно стремилась вытряхнуть оттуда все лишнее.
– Я могу что-то сделать для тебя? – Амир успел протянуть руку, и в следующий раз Аттина ткнулась лбом ему в ладонь.
– Помоги хотя бы ненадолго забыть обо всем этом, – едва слышно пробормотала она.
Осторожно повернув голову, Амир приник губами к ее губам.
Какое счастье, что он поцеловал ее первым, избавив от неловких попыток придумать очередное нелепое объяснение!
Ремень безопасности с визгом рванулся вверх, позволяя им наконец прижаться друг к другу. Поцелуй все длился и длился…
– Ай.
Открыв глаза, Амир взглянул на нее.
– О руль ударилась, – с глупым смешком призналась Аттина. – Дай мне… – Она перегнулась через его колени и дернула за ручку. Спинка пассажирского сидения рывком опустилась дюймов на пятнадцать. Судя по выражению лица Амира, для него это ощущалось как полет в пропасть.
Путаясь в ремне безопасности, Аттина перебралась к нему на колени. Потолок у машины был низкий, так что их лица оставались очень близко друг к другу. Вновь завладев его губами, Аттина медленно расстегнула пуговицу за пуговицей на рубашке, чтобы забраться руками под ткань и провести ладонями по его смуглой мускулистой груди.
Амир ощутимо вздрогнул, когда ее пальцы легли на ремень брюк.
– А… – Он положил руку на ее запястья, словно останавливая.
– Презервативы в бардачке, – смущенно произнесла Аттина, протягивая руку назад, чтобы нашарить за спиной искомый объект. – В конце концов, это Маринина машина, странно, если бы их здесь не было, но… я все-таки проверила, – призналась она, ощущая, как ее щеки густо заливает румянец. Она чувствовала себя отчаянно храброй.
Ее жизнь рушилась, а она даже не замечала. Теперь она будет не зрителем, а главной героиней в собственной судьбе. Решительной, смелой, готовой взять то, что и так принадлежит ей.
Руки Амира забрались ей под юбку, ускоряя происходящее. В конце концов, это был не неловкий подростковый секс в колледже, когда ты только думаешь, что влюблен. Они нуждались друг в друге, и это делало их связь куда глубже, куда острее, чем все, что они оба испытывали до этого.
Аттина громко вздохнула, когда он вошел в нее, и уткнулась лбом в его плечо. Больше. Еще лучше. Она целовала его шею, а потом и вовсе вынуждена была прижаться лицом к его влажной коже, чтобы сдержать стон.
На приборной панели беззвучно вибрировал телефон, но до него никому не было дела.
Глава 21
Могущество сердца
– Необходимы кружево и ленты. Мы живем в такой глуши, что здесь нет ни одного приличного магазина, – произнесла принцесса, взглянув на мать. – Мы должны съездить в Лондон!
– Но Ориан не в том положении, чтобы сопровождать тебя, – сухо напомнила хозяйка замка.
– Ида Гатри-Эванс может поехать со мной. К тому же… с нами будет горничная, слуги… Неужели ты допустишь, чтобы я показалась на пикнике у Дэвисов в старом платье? – Принцесса отложила вышивку. Голос ее был холоден как лед.
Взглянув на дочь, хозяйка замка не заметила ничего необычного.
– Разрешаю. Но возьмешь с собой Пруденс.
Я отвела взгляд, едва сдерживая рвущееся ликование. Пруденс была личной камеристкой хозяйки замка и любила принцессу как родную дочь. Она не станет чинить препятствий.
* * *
Смутный силуэт, мелькнувший на озере в День Сопряжения, и молчаливая фигура у фонтана при ближайшем рассмотрении оказались худой высокой брюнеткой с поразительно светлыми, словно замерзшее море, глазами.
Она неторопливо выбралась из шикарного золоченого экипажа. Семья владела угольными шахтами и была весьма и весьма состоятельна.
– Миссис Эдмон Гатри-Эванс, вдова. – Она протянула мне руку так, словно мы встретились впервые. – Для друзей – Ида, – добавила она, не изменившись в лице.
Хоть миссис Гатри-Эванс не стремилась показать себя с выгодной стороны и проявить нарочитую изысканность, во всем ее облике чувствовалось подлинное благородство.
– Ориан Грант, дочь Уильяма Гранта, баронета Кальхома. – Я осторожно ответила на непривычное для себя рукопожатие.
Она едва ли старше меня. Так молода, а уже лишилась супруга. Прежде я бы непременно сообщила, обмахиваясь веером, что мистер Гатри-Эванс, вероятно, замерз насмерть в супружеской постели, но злословить в адрес человека, протянувшего принцессе руку помощи, не хотелось.
Открытый, лишенный всякого притворства или жеманства нрав вызывал искреннее расположение. Понимаю, почему принцесса решила довериться именно ей.
Манеры мисс Гатри-Эванс свидетельствовали об уме и хорошем воспитании – она не выглядела скованной, но и не была чрезмерно развязной. И казалось, была способна держаться со спокойной уверенностью, не пытаясь вместе с тем обратить на себя внимание каждого находившегося поблизости мужчины. Прекрасная компания для утонченной принцессы.
Миссис Эдмон Гатри-Эванс была прекрасно осведомлена, по какой причине кружева и ленты понадобились той именно сейчас.
Двое слуг вынесли внушительных размеров сундук, следом за ними с изящным саквояжем в руках появилась и сама принцесса. Дорожное платье и ротонда были совершенно белыми. Ослепляюще белые ленты, украшавшие соломенную шляпку, были кокетливо завязаны на бант, что резко контрастировало с отстраненным выражением лица. Этот бант, повязанный в