человек, его могла зацепить пропаганда и погнать на площадь.

На базу я прибежал до девяти, наши как раз доигрывали, и за джойстиком был Илья, который дал добро на звонок. В квартиру меня отвел Ян. Родители Ильи смотрели телевизор, дверь в зал была закрыта. Очень хотелось поговорить о происходящем с людьми, способными проанализировать ситуацию, но я не стал тревожить Каретниковых.

По памяти набрал номер деда и сказал:

— Деда, привет. Я посмотрел телек, что там у вас в Москве?

Грянула длинная тирада, какой предатель Ельцин, дед вспомнил выступление президента перед Конгрессом США в июне прошлого года, посетовал, что народ сошел с ума. Понадеялся, что получится возродить Союз. До чего же наивно звучали его слова! Сколько в них было веры!

Ровно столько же, сколько в словах его оппонентов. Любая гражданская война это, по сути, война двух религий.

Я слушал его, и кулаки сжимались.

Твари, какие же твари! Что же вы делаете⁈

Когда наконец дед закончил, я сказал:

— Дед, пообещай мне одну вещь.

— Что? — Он сразу остыл.

— Я понимаю и разделяю твою злость. Но, пожалуйста, не ходи на площадь, что бы ни случилось. Ты нужен нам живым.

Выругавшись — впервые при мне — он повесил трубку. Я тяжело вздохнул, снова набрал его, чтобы, хрен с ним, рассказать про неизвестных снайперов, которые наверняка подключатся в кульминации конфликта, как это происходило во всех аналогичных заварухах, но дед, видимо, посчитал меня предателем и не отвечал.

Хорошо, что он Наташку не слышал, они разругались бы смертельно. Тоже мне, врага нашел. Только бы дела не дали ему переться в самое пекло! Нагрузить его дополнительно, что ли? Завтра поеду к Каналье, пусть составит список автомобильных деталей, которые точно пригодятся в ближайшее время — чтобы деду было, чем заняться.

Я с надеждой посмотрел на закрытую дверь, за которой находились родители Ильи. Как же хотелось поговорить с умными людьми, которые понимают, что происходит. Но из прошлой жизни я помнил, что умный — не гарантия того, что человек не подвержен манипуляциям.

Стало обидно за человечество, а потом вдруг — страшно. Вдруг идея, которую я считаю истинной, — на самом деле не моя, а подсажена в разум, как личинка в яйцо?

С друзьями я решил на эту тему не разговаривать, чтобы не ангажировать их и не сеять раздор.

Когда вернулся домой уже с Борисом, каждый занимался своим делом: Наташка читала, мама намывала комбайн. Вот и хорошо, пусть живут своей жизнью, а не чужой, это у меня выбора нет.

Утром я больше всего боялся, что наши следят за новостями, начнется срач и все перессорятся, но, слава богу, друзей политика не интересовала. Хотя я слышал от московских приятелей, что у них в классах разгорались нешуточные ссоры, мы — не Москва.

Всей толпой мы убежали от злобной бабки, гоняющей нас из-под шелковицы, перешучиваясь, отправились на литературу.

Одноклассники нас встретили, перездоровались, Памфилов рассказал анекдот про нового русского и «кроликов разводим». Посмеялись. Только Баранова, Семеняк и Райко держались особняком, но теперь они напоминали скорее изгоев, чем лидеров мнений. Даже Заславский к нам переполз, потому что с нами весело и круто. И, что самое обидное, они сами разогнали группу поддержки, поставив условие: кто не с нами, тот против нас.

А в параллельной ветке реальности я сейчас иду в школу, как на каторгу. Каждый день — бой с гопниками, противостояние с Барановой, которая сочла меня забавным дурачком. И только к лету до меня дойдет, что надо приводить себя в порядок и качаться.

В этой же реальности я создал комфортную среду и для себя, и для остальных. И если кто-то считает себя вправе унижать других, пусть проваливает. Вот такое у нас произошло свержение монархов.

Из учительской вышла Джусь, впустила нас в класс, и мы расселись по местам, а она осталась в учительской. Дежурная Аня Ниженко побежала мыть тряпку, потому что доска была грязной, в белых разводах. Гаечка открыла тетрадь, куда записала то, что я вчера рассказал про Лермонтова, и мне подумалось, что тема у нас сегодня интересная — биография поэта и «Герой нашего времени». Если Джусиха меня вызовет, я ее удивлю знанием материала — многое помню из прошлой жизни, когда заинтересовался темой, отчего же Михаил Юрьевич, окруженный огромным количеством талантливых людей, так и не нашел ни с кем взаимопонимания, а заодно подниму тему «Гений и злодейство». Любопытно, знает ли учительница биографию Лермонтова так же хорошо, как я, или пробежала по верхам школьной программы?

В принципе, вся биография и не такой уж преждевременный уход этого бесспорно талантливого человека сводится к одному: если ты привык отрывать крылышки мухам, рано или поздно накроешь рукой осу. Самый скандальный, самый невыносимый деятель искусств, беспощадный с теми, кто его любил — и с друзьями, и с женщинами. И пусть только Джусиха скажет, что я невзлюбил Лермонтова за дуэль с моим однофамильцем!

Ниженко вытерла доску, и со звонком себя явила Джусиха, отметила отсутствующих: Синцов — как обычно, и Натка Попова — видимо, заболела.

Настала пора опроса, Людмила Кировна заглянула в журнал, поставила задачу — рассказать биографию, собралась произнести фирменное «Лес поднятых рук» — но рук и правда был лес: вся наша команда плюс Баранова.

Учительница так удивилась, что чуть очки не уронила. А поступила она, как обычно, подло: вызвала Ниженко, ввинтила в нее глаза-буравчики.

Анечка поднялась и пробормотала, глядя в парту:

— Михаил Юрьевич Лермонтов родился пятнадцатого октября тысяча восемьсот пятнадцатого…

— Четырнадцатого, — ухмыльнулась Джусиха. — Еще предложение не сказала, а уже ошибка. Спасибо, хоть не тысяча девятьсот пятнадцатого. Дальше. В какой семье он родился?

Я скрипнул зубами. На щеках Ани вспыхнули красные пятна, пальцы задрожали. У этой девочки очень тонкая нервная организация, нельзя с ней так, неужели не видно⁈ Ну давай же, Аня, не сдавайся! Скажи: «Предки Лермонтова были шотландцами. Точнее предок, Георг Лермонт. Его взяли в плен при победе над польско-литовским гарнизоном. Версия не достоверна на сто процентов, но имеет место быть. Потом предок Михаила поступил на службу русскому царю».

Но Анечка знала только то, что в учебнике:

— Его мама умерла, и его воспитывала очень строгая бабушка.

— А отец? — ехидно поинтересовалась Джусиха. — Куда он делся?

Анечка судорожно сглотнула слюну и уронила:

— Умер.

— Заболел раком! — крикнул Заславский и оскалился, многие захихикали.

Для Анечки, социофобушка нашего,