Миновав новый наплавной мост, мы поднялись вверх по Буденновскому проспекту и, повернув налево, попали на Седьмую улицу, по обочинам которой бесшумно бежали весенние ручейки, а во дворах, на деревьях, упорно трудились, осваивая новые жилища, прилетевшие из дальних стран расторопные скворцы.

— Быть по сему! — принимает решение полковник. — Завтра пришлю сюда квартирьеров, пускай размещают отделы. А вам как, здесь нравится?

— Недурно, — соглашаюсь я, — переправа близко.

Мы едем медленно и молча. С мокрых тротуаров поднимается пар. Сибирская дымчатая кошка мирно дремлет, растянувшись на карнизе огромных деревянных голубых ворот. Озорники мальчишки, спрятавшись за дымоходной трубой на крыше, пускают солнечные «зайчики».

— Вот здесь поселим генерала, — показывает Николай Титович на особняк, выложенный из белого силикатного кирпича, с верандой из разноцветного стекла.

— Почему здесь?

— Иван Андреевич любит все монументальное, а на этой улице я ничего более весомого не видел... Эх, если бы вы знали!.. — сказал с каким-то особым огорчением полковник и, видимо вспомнив о присутствии шофера, открыл дверцу и вышел из машины, не договорив начатой фразы. — А теперь пойдемте дальше, — предложил Николай Титович, и, уже когда мы с ним зашагали вдоль улицы, он продолжил прерванную мысль:

— Эх, если бы вы знали, как мне не хочется уезжать из нашего коллектива. Хороший, дружный, смелый и подготовленный у нас народ... Я дал согласие Воробьеву о переводе меня в одну из армий.

Весь обратный путь Держицкий молчал и, лишь когда мы въехали в Батайск, прежде чем попрощаться, спросил:

— Вы знаете, что Никита Сергеевич Хрущев был сегодня у наших саперов?

— Знаю, он, говорят, проезжал на митинг через наплавной мост.

— А до этого он ходил по строящимся эстакадам, беседовал с саперами, двух бойцов, тесавших бревна для прогонов, похвалил за отличное владение топором. А потом вызвал генерала и дал задание — построить в месячный срок металлический большепролетный мост через Дон, использовав для этого уцелевшие конструкции взорванного немцами моста. Вот завтра перейдем на новое место и сразу возьмемся за это дело.

Настроение полковника заметно поднялось, и это же передалось мне. До поздней ночи наши инженеры сидели в отделе и рассматривали различные варианты проекта моста и организации работ. Наиболее приемлемым в нашей конкретной обстановке оказалось предложение Якубова, который запроектировал мост с ездой поверху, а не понизу, как это было у немцев. Особенно горячие споры разгорелись у нас вокруг конструкции опор, но прийти к какому-нибудь общему решению мы в ту ночь так и не успели. В разгар спора меня вызвал генерал Петров. 

— О строительстве Буденновского моста вы уже знаете? — спокойно, как обычно, спросил он.

— Так точно, товарищ генерал. Как раз сейчас сидели и думали...

— Вот и хорошо. Думать всегда надо. Ошибаться меньше будете. Только вызвал я вас по другому делу.

— Какому? — не выдержал я.

— В Ростов ездили?

— Дважды был.

— А видели, как жители на себе воду с Дона тащат?

— По правде сказать, не заметил, товарищ генерал.

— Не наблюдательны, значит. Это плохо. Вчера в обкоме партии был, секретарь просил городской водопровод восстановить, а то, как пригреет по-настоящему солнышко, животами можем все переболеть. Да и госпиталей у нас тут хватает. Так что берите гидророту и давайте поможем местным властям.

Генерал подходит ко мне, подает свою пухлую руку и желает спокойной ночи.

«Подвалило работенки, — думаю я, выходя на улицу. — И мост такой необычный, и водопровод на целый большой город».

С этими думами подхожу к отделу. Окна везде хотя и занавешены, но сквозь щели пробивается свет.

— Спать! — кричу в окно моим товарищам. — А то скоро подниматься.

На наших глазах Ростов хорошел не по дням, а по часам. Какой-нибудь месяц прошел, а сколько изменений! В день вступления в него мы увидели зияющие черные дыры сожженного театра, взорванные мосты и водопровод, опустошенные заводы «Ростсельмаш» и «Аксай» и знаменитые на весь Советский Союз табачные фабрики. А теперь глаз радуется, когда видишь, как все возвращается к жизни.

Зазеленели расчищенные от мусора длинные ровные улицы, появились вода, электрический свет, правда, еще не во всех кварталах. Каждый день прибывают и прибывают из эвакуации ростовчане. Они, не раздумывая, засучив рукава включаются в работы по восстановлению заводов и коммунальных учреждений. 

Нельзя ведь забывать, что Ростов, как и Харьков, дважды переходил из рук в руки; передний край и теперь всего лишь в нескольких десятках километров, а фашистские летчики, базируясь на таганрогских аэродромах, по нескольку раз в день бомбят мосты и вокзал.

Ростов — первый большой город на пути нашего наступления от Сталинграда. Если в Котельниково или других мелких населенных пунктах отношение жителей к нам было абсолютно ясно, так как люди там у всех на виду, как в чистом поле, то Ростов в этом отношении напоминал собой густой лес. Подавляющая масса жителей встретила войска очень радушно, но среди больших масс людей кое-где притаились шпионы и предатели.

Как-то после обеда вбегает в отдел перепуганный Саша Фомин. Глаза у него горят, а руки от волнения дрожат.

— Друзья, то, о чем я сейчас расскажу, пускай вас не удивит, но я лично потрясен... Все это произошло так скоротечно и окончилось так, на первый взгляд, неожиданно, что я до сих пор не могу прийти в себя.

— Ну, расскажи, расскажи, — засмеялся Лазаренко: — Может быть, эта история связана с твоей знакомой Ирэн?

— Вот именно с ней. А ты что, знаешь уже.

— Нет. Но начинаю догадываться.

— Тем лучше. Помайте, — начал свой рассказ Фомин, предварительно сделав жест обеими руками, чтобы мы все ближе подошли к нему, — на прошлой неделе я познакомился в сквере с очень красивой молодой женщиной, которая назвала себя Ирэн. Она сидела на скамье, укрывшись