Шрифт:
Закладка:
Николай Титович на минуту умолк, задумался о чем-то.
— Но это еще не все, — начал он после небольшой паузы. — Самая трудоемкая работа возлагается на шестьдесят пятую инженерно-саперную бригаду и батальон Михайлова. Им надо построить несколько эстакад, по моему расчету не менее двух километров длиной, через старые протоки, пересекающие нашу фронтовую дорогу на участке Батайск — Ростов.
— А мне что делать? — спрашивает нетерпеливый Могилян, до сих пор тихо разговаривавший в дальнем углу комнаты.
— Вам, во-первых, быть более дисциплинированным и не мешать другим слушать, а во-вторых, сегодня же с батальоном поступить в оперативное подчинение полковника Ивана Николаевича Брынзова и выдвинуться поближе к Миусу. Ясно?
— Ясно, — быстро отвечает Могилян.
— Вопросов больше нет? — спрашивает полковник. — Задача всем ясна? Ну, тогда действуйте!
Держицкий с Яном Андреевичем Берзиным покидают комнату и уходят к переправе, а здесь только теперь начинаются шумные разговоры.
— Ты когда чертежи дашь на эстакаду? — интересуется, тепло здороваясь со мной, Спиридонов.
— Да я тебе, дружище, инженера Якубова пришлю. Он у нас ходячий справочник по этим вопросам, на месте все решит.
— Это какой же, что сидит с вещевым мешком за плечами?
— Он самый.
— Так это же Плюшкин, — вмешивается в наш разговор подошедший Кувакин. — У него там, в мешке, полтора пуда сухарей и концентратов пачек двадцать, не меньше.
— Значит, выгодный товарищ, — добродушно улыбнулся замполит и стал пробираться к двери, где стоял Борис Михайлов.
— На днях проводили Лосева в Москву. Тебя вспоминали, — говорю я Виктору Петровичу.
Кувакин удивленно посмотрел на меня и тихо спросил:
— Ругали небось? А Лосева жаль. Неизвестно ведь, куда его теперь загонит судьба.
— Ольга про усы твои вспомнила, говорит, «под Лермонтова».
— Так и знал, что смеялись надо мной.
И тут же Виктор Петрович говорит уже совсем весело:
— Знаете, вчера пузыри пускал. Попал в прорубь, а кругом поблизости никого не видать. Лед слабый, не держит. Ну, думаю, ни за понюшку табаку пропадает кавалер четырех орденов... Но нет, решаю, дешево с жизнью не расстанусь. Бесплатно на съедение рыбкам не отдамся. С трудом снимаю кушак с большой медной бляхой и забрасываю его за бревно. И вот, как видите, жив, целехонек... Круппа все осваиваю. Хотя он, правда, и старомоден по своей конструкции, но полковник прав: как только пойдет лед, он послужит еще неплохо и нам.
Кувакин подходит к окну, смотрит в сторону переправы и на моих глазах становится белый как снег.
— Что случилось, Виктор Петрович?
— Смотрите лучше на переправу... Что там делается? — и сам мигом выскакивает во двор, а я за ним.
На ледяной дороге тяжело груженный «ЗИС» провалился одним колесом и загородил путь. Образовался затор с длинными вереницами автомашин с обеих сторон.
— Вот фрицы налетят... Ох, и каша будет! — говорит запыхавшийся Виктор Петрович. — Сейчас своим орлам так всыплю, что они меня долго помнить будут.
Однако комбату не пришлось осуществить свою угрозу. Машину вытащили раньше, нежели мы добежали до места происшествия, а хорошо работающая комендантская служба постепенно начала рассасывать образовавшиеся очереди.
— Пойдемте наверх, на Буденновский проспект, — приглашает пришедший уже в норму Виктор Петрович. — Я приезжал сюда несколько раз еще до войны... Ох, какой же красавец был этот город!
Нахлынувшие воспоминания привели в восторг Виктора Петровича. Глаза заблестели, движения стали мягкими, и весь он уже совсем непохож на того комбата, который всего каких-нибудь четверть часа назад бежал по льду к провалившейся машине и обещал взгреть своих орлов.
Мы идем все дальше и дальше, вверх по Буденновскому проспекту, и смотрим на страшные раны, нанесенные городу фашистами. С обеих сторон стоят обуглившиеся дома, вернее, остовы домов, а возле них играют бледные рахитичные дети, истосковавшиеся по куску хлеба.
— Пошли обратно, Виктор Петрович, — предложил я, и мы круто повернули к Дону.
На берегу встретили заместителя командира саперного батальона по политчасти Николая Спиридонова. Он веселый и возбужденный.
— Знаете, а мы тут только что Никиту Сергеевича Хрущева встретили, — говорит Спиридонов. — Он проехал по новому наплавному мосту. Саперы узнали. Машут шапками, а он в ответ улыбается и что-то с жаром рассказывает рядом сидящему с ним человеку в черном гражданском пальто. Говорят, они, поехали в город, на площадь Кирова, митинг большой ожидается.
Подходят к нам командир 65-й инженерно-саперной бригады полковник Б. С. Немировский и командир отдельного батальона Борис Михайлов. Оба строителя эстакад просят помочь разрешить какой-то сложный вопрос.
— Пойду на митинг, — на ходу бросает замполит, — товарища Хрущева послушаю, а потом и бойцам все расскажу. Они у меня любопытные, всем интересуются, а особенно вопросами мирной жизни: как восстанавливаться будем, как с колхозами, что эвакуировались на восток.
Я пытаюсь разобраться в споре двух командиров, но, оказывается, это почти невозможно. Оба они соревнуются между собой на постройке эстакад, и оба хотят быть первыми.
— К чему весь этот шум? — расстроившись, спрашиваю их. — Работы идут с опережением графика... Завтра-послезавтра вообще все будет закончено... Ну, будете оба первыми!
— Нет! — кричит, не соглашаясь, вспотевший Боря Михайлов. — Мой замполит предложил цикловой метод в организации работ, а они воспользовались...
— А мы, — кричит над самым моим ухом, боясь, что я не услышу, командир бригады, — усовершенствовали конструкцию опор, облегчили их... этим кто воспользовался? — нападает командир бригады на комбата.
Выручил нас полковник Держищшй. Он подъехал, разрешил спор и предложил мне отправиться в город осмотреть район, где можно расположить наш штаб инженерных войск.
— Руководить
