– А чем отравился ваш отчим, вы случайно не помните?

– Мама что-то такое говорила… и тот молодой человек называл вещество… – напряженно хмурясь, бормотала Елизавета Модестовна.

– Какой молодой человек?

– Это было уже в начале восьмидесятых. Я как раз продала родительскую дачу, а он был сыном новых владельцев, не помню, как его звали, но он однажды приезжал ко мне, как раз по поводу камертона.

– Он тоже хотел им завладеть?

– Нет. Он и так ему достался вместе с дачей. Оказывается, мама последние годы хранила камертон на даче, а я продала дачу вместе со всем барахлом и, соответственно, с камертоном.

– И этот молодой человек хотел его вернуть?

– Нет. Хотя если бы я настояла, то, думаю, что он бы его вернул, просто я решила, что лучше от него избавиться.

– Ясно.

– Молодой человек привез старые афиши отца и прочий архив, который нашел на чердаке.

– Понятно. Так что же с тем веществом, которым отравили вашего отчима?

– Пытаюсь вспомнить. Такое простое название… вертится на языке…

– Может быть, таллий? – не выдержал капитан.

– Точно! Как вы догадались?

– Этим же веществом был недавно отравлен известный композитор и дирижер Павел Ившин.

– Павел Ившин? Но какое отношение он имеет к папиному камертону?

– Он был его последним владельцем, сейчас камертон пропал.

– И он тоже был отравлен? Господи, Луша была права, эта вещь проклята. Как хорошо, что мы от нее избавились, – с облегчением проговорила Елизавета Модестовна. – Да, в нашей семье больше не рождалось великих музыкантов. Зато мы живем спокойно и все живы, – перекрестилась Елизавета Модестовна. – А как к Ившину попал камертон?

– Вот это мы и пытаемся выяснить.

– Я могу сообщить вам адрес нашей дачи, быть может, вы сможете разыскать людей, купивших у нас дом, к сожалению, я даже фамилию их забыла. Сорок лет уже прошло, – извиняющимся тоном проговорила Елизавета Модестовна. – Дачное товарищество деятелей искусств, шестьдесят седьмой километр…

К себе в отдел капитан Гончаров возвращался в приподнятом настроении, кажется, наконец-то они вышли на настоящий след.

Глава 18

Январь 1982 года. Ленинград

Итак, теперь совершенно ясно, что Щеголевы никакого отношения к нападению на Ольгу не имеют. Незачем им. От камертона они все открестились. Но есть, есть человек, которому он нужен. Человек, который знал о нем прежде и который сумел понять, что Максим стал новым владельцем заветного инструмента. А возможно, и убедился, что его невероятные свойства не вымысел, ведь Максим был лучшим тому подтверждением.

Каким он был ослом, сокрушенно качал головой Максим, и зачем он всем и каждому рассказывал о своем внезапном озарении? Привлекал к себе лишнее внимание, нет чтобы сказать, что всю жизнь любил музыку, сочинял что-то, вот только музыкальной грамотой не овладел, не случилось. А? Совсем другое дело. Талантливые самоучки у нас встречаются, редко, но бывает, а вот чтобы человек дожил до двадцати пяти лет и ни разу к инструменту не подошел, ни разу за всю жизнь двух нот не сложил, а тут вдруг – раз, и в одночасье гением заделался, это уж чудеса какие-то.

А Павел Иванович его активно с коллегами своими знакомил, с певцами, музыкантами, преподавателями консерваторскими и всем рассказывал о чудесном феномене, да о нем уже, наверное, весь город знает и все шепчутся. Вот тебе и протекция, вот тебе и полезные знакомства, кисло усмехнулся Максим и налил себе еще чаю. В доме было зябко, и он весь день не снимал чайник с печки, чтобы в любой момент можно было попить горяченького. Кинул себе в стакан три ложки сахара, кружок лимона и снова задумался.

Надо как-то сужать круг подозреваемых. Например, оставить в их числе только людей, знавших и Щеголева, и Гудковского, они сейчас уже стали стариками. Тогда логично было бы включить в этот список их детей, а может, и внуков. Опять выходит уйма народу, и вычислить среди них убийцу будет посложнее, чем найти иголку в стоге сена, рассердился на себя Максим.

И как только сыщики преступления раскрывают? Взять того же Шерлока Холмса, раз, два – и все готово, тут волосинка, там след, здесь комок грязи, там газетная статья. Мистер N прочитал статью о мистере М, задумчиво почесал макушку, из которой выпал светло-рыжий волос, вышел из дома, купил по дороге в лавке тяжелый горшок, возле лавки наступил в лужу мазута, а затем, придя к М, убил его ударом горшка по голове.

Мило и изящно. А ему что делать?

N узнал о ярком даровании, внезапно открывшемся у М, понял, что все дело в камертоне, поскольку М проживает на даче некогда знаменитого Щ и не менее знаменитого Г, владевших камертоном, и желает… Стоп!

Люди, которым милиция в далеком пятьдесят седьмом году рассказывала о камертоне, ничего не знают о его необычных свойствах! Для них камертон был драгоценной реликвией, куском золота, принадлежавшим некогда великому композитору Чайковскому, о свойствах камертона знали единицы! Даже жена Щеголева до поры о них не догадывалась, а когда узнала, все равно не поверила.

Максим вскочил на ноги и взлохматил волосы, его прямо-таки потряхивало от возбуждения.

Так, так, так. Щеголев по пьяному делу однажды проболтался о свойствах камертона своему лучшему другу Гудковскому, тот тоже сперва не поверил и, по всей вероятности, никому эту глупую выдумку не пересказывал, а когда поверил, тем более. Кому еще мог рассказать о камертоне Щеголев? Кому-то из близких друзей, из тех, что были в вечер убийства на банкете.

Ах, как жаль, что он сразу же не записал фамилии всех, кто там был, Альты ведь перечисляли… Альты! Они были тогда у Щеголева, их даже подозревали! А еще они были на даче, когда ссорились Лариса Щеголева с Гудковским, в тот день, когда он признался в убийстве Щеголева. А еще тогда на даче был Павел Иванович, сообразил неожиданно Максим. Он сам говорил, что всегда приезжал на дачу в выходные. Он мог услышать разговор супругов. Конечно, как и все нормальные люди, он не поверил в волшебную силу камертона и даже забыл о нем на долгие годы, пока на бывшей даче Щеголевых не появился некий молодой человек, заурядный парень, технарь, у которого внезапно, без всякой причины, вдруг открылся немалый музыкальный талант. И вот тут-то он и вспомнил о камертоне.

Да. И именно Павел Иванович лучше всех осведомлен о невероятном всплеске музыкального таланта, озарившем бездарного прежде физика Максима Дмитриева. Для него наверняка не составило труда сопоставить появление у нового владельца дачи Щеголевых музыкального дара и золотой камертон. Он лучше всех знает об отъездах и возвращениях Максима, ему проще всего прийти на участок и быстро его покинуть, он знает дачу как свои пять пальцев, и он неоднократно сетовал на несложившуюся карьеру композитора и в открытую завидовал его дарованию! Да если уж на то пошло, Павлу Ивановичу и в шестьдесят пятом было несложно пригласить Гудковского к себе на посиделки, благо тот любил выпить, и отравить его во время застолья. Вопрос в том, как он намеревался завладеть камертоном и почему этого не сделал?

Испугался? Не смог, потому что Лариса Валентиновна его спрятала? Или, в свою очередь, надеялся жениться на ней