Щеголевой лет должно быть не меньше, чем его матери, а перед ним стояла молодая женщина лет тридцати.

– Совершенно верно. Да вы проходите. Раздевайтесь. Замерзли, наверное? – любезно пригласила Елизавета Модестовна, доставая гостевые тапочки. – Проходите, я вас чаем напою, а коробку вот сюда можно поставить, на тумбочку. Митя, у нас гости! – крикнула она куда-то в глубь квартиры, и на ее голос в прихожей тут же появилась глазастая девочка лет двенадцати, с огромными синими бантами, вплетенными в толстые коротенькие косички.

– Здрасте, – улыбнулась она Максиму.

– Это Катя, моя дочь, а это Максим… – представила Елизавета Модестовна.

– Николаевич, – пришел ей на помощь Максим.

– Пойдемте на кухню чай пить, не возражаете? Катя, а где папа?

– Он у телевизора уснул, – смущенно объяснила Катя.

– Тогда будем пить чай без него.

– Значит, вы теперь живете на нашей даче? – налив гостю чая, завела светский разговор Елизавета Модестовна.

– Да. Очень красивое место, озеро рядом, – решил постепенно перейти к главному вопросу Максим.

– Да, озеро чудесное, вода чистая, мы в детстве там целыми днями пропадали, – тепло улыбнулась Елизавета Модестовна. – А рядом сосновый бор. Для меня детство именно с дачей ассоциируется.

– А отчего же вы продали дом, не жалко? – поспешил воспользоваться случаем Максим.

– В последние годы мы там редко бывали, так получилось, у мужа своя дача, да и Катя там больше привыкла с бабушкой и дедушкой лето проводить, – уклончиво пояснила Елизавета Модестовна.

Максим с сомнением покосился на Катю и решился.

– Знаете, Елизавета Модестовна, я к вам не только из-за афиш и газетных вырезок приехал, – осторожно проговорил Максим.

– А зачем же? Что-то не в порядке с документами на дом?

– Нет, нет. Дело не в этом, – покачал головой Максим. – Я приехал к вам за помощью.

– Ко мне? – В больших серых глазах Елизаветы Модестовны отразилось глубокое удивление.

– Понимаете, я сейчас постоянно живу на даче, и вот за последние два месяца в дом дважды влезали неизвестные. Самое странное, что оба раза в доме ничего не пропало, даже деньги. Первый раз никого не было в доме, а вот второй раз пострадала моя невеста, – слово «невеста» Максим произнес уверенно и спокойно, как будто бы у них с Олей уже все было решено, – когда они влезли в дом, она спала, а проснулась, услышав шум в доме. В общем, на нее напали, и сейчас она лежит в больнице, у нее серьезная черепно-мозговая травма.

– Я сочувствую вам всей душой, но чем же я могу вам помочь?

– Мне кажется, в доме что-то ищут, я не раз замечал утром чьи-то следы под окнами, а один раз видел чье-то лицо за окном, но человек убежал раньше, чем я смог выскочить из дома.

– Это все странно, – согласилась Елизавета Модестовна, и глаза ее смотрели на Максима прямо и открыто, – но я долгие годы не жила на даче, только маму навещала, и вряд ли смогу вам чем-то помочь.

– Да я знаю, соседи мне рассказали.

– Ах вот оно что? – слегка улыбнулась Елизавета Модестовна. – Значит, ко мне вы приехали уже подготовленным?

– Да, – повинился Максим.

– И что же вам рассказали соседи? Катя, иди доделывай уроки, – спохватившись, распорядилась Елизавета Модестовна.

Максим тактично дождался, пока девочка неохотно покинет кухню, и ответил:

– Мне рассказали о смерти вашего отца, затем отчима.

– И вы тут же связали эти смерти с вторжением в дом? – приподняв бровь, неодобрительно спросила Елизавета Модестовна.

– Были такие мысли.

– Во-первых, мой отец умер в своей городской квартире, вот в этой самой, еще в пятьдесят седьмом году, и его не ударили по голове, его отравили.

– Я знаю, – встрял Максим.

– Далее, мой отчим отравился ядовитым веществом, когда выступал с шефским концертом на каком-то предприятии, – сухо и твердо проговорила Елизавета Модестовна.

Терять Максиму было нечего, ему надо было выяснить правду, и он пошел ва-банк, осознанно рискуя вывести хозяйку дома из себя и быть изгнанным из квартиры.

– Ваша мать так не считала.

– Что?

– Я нашел на чердаке дачи письма вашей матери, так вот, она не считала гибель вашего отчима несчастным случаем, – и Максим достал из кармана пиджака пачку писем в простых белых конвертах.

– Что это такое? Где вы их… Ах, да, – доставая из конвертов исписанные страницы, бормотала Елизавета Модестовна. Она торопливо пробежала глазами первые несколько писем.

– Господи! Он убил отца! – Руки Елизаветы Модестовны задрожали. – Я ничего не знала, мама не говорила… Боже мой! Теперь я понимаю, почему она переменилась. А мы-то с Ильей думали… После смерти отчима она, как бы это помягче выразиться… Слегка помешалась, все время что-то бормотала, запиралась одна в отцовском кабинете, не выходила оттуда сутками, от нас шарахалась. Мы понять ничего не могли. Хорошо, что Луша снова к нам переехала, а то бы мы с Ильей не справились.

– После смерти Гудковского Луша переехала к вам? – озабоченно спросил Максим, у которого в голове начала вырисовываться картинка.

– Ну да. И мы были ей очень благодарны. Луша для нас с Ильей была как бабушка или родная тетя. Мы тетю Люду меньше любили и знали, Луша – это родной нам человек. Она мне и с Катей помогала, когда та была маленькой. Конечно, она сейчас очень сдала, возраст, – торопливо и нервно объясняла Елизавета Модестовна, продолжая перебирать письма. – Невероятно, мама подозревала нас с братом! Мы даже ничего не знали… Какое счастье, что она нам ничего не рассказала, не знаю, как бы я смогла пережить тогда такое известие. Ужас. Но я все равно не понимаю, почему вы вдруг решили, что несчастье с вашей невестой имеет какое-то отношение к нашей семье?

Максим ждал этого вопроса и все еще сомневался, как лучше ему ответить. Но молчать про камертон было глупо, тогда уж не стоило и вовсе разговор заводить.

– Я думаю, все дело в камертоне, – ответил он осторожно. – Все несчастья в вашей семье случились из-за этой вещи. И насколько я понимаю, после смерти вашего отчима о камертоне никто больше не слышал?

– Да, действительно. Мы с Ильей не занимались музыкой. Нам он был не нужен, после смерти отчима мама, очевидно, его куда-то убрала, и больше мы его не видели, – согласно кивнула Елизавета Модестовна. – Но с чего бы кому-то спустя столько лет вспомнить о камертоне и, более того, начать его поиски, да еще и на даче, где теперь живут чужие люди?

– Вероятно, потому, что я, переехав в этот дом, внезапно принялся сочинять музыку, и говорят, очень талантливую, хотя до того никаких способностей не проявлял, да и музыкой не интересовался, а работал научным сотрудником в закрытом НИИ, я физик по специальности.

– Из этого следует, что вы нашли камертон и он действительно волшебный? – скептически глядя на гостя, спросила Елизавета Модестовна.

Максим тяжело вздохнул, деваться было некуда.

– Елизавета Модестовна, я честный человек, никогда никого не обманывал и не брал чужого, но предупреждаю сразу, камертон я вам не верну. Извините. Я просто не могу без него существовать. Он стал частью меня, я сам не пойму, в чем тут дело, но расстаться с ним не смогу. Я готов заплатить вам за него любые деньги, но расстаться с ним не смогу и никогда в присутствии посторонних не признаюсь, что владею им, – решительно проговорил Максим.

– Ничего себе! – неловко усмехнулась Елизавета Модестовна. – Вот это уже начинает пугать. Может, на этой вещи какое-то проклятие лежит, что все из-за