– Ну, для начала. – Его улыбка становится шире и заставляет глаза сиять даже при таком приглушенном свете.

– А что в данном случае значит «снова»? – Мой мозг страдает от недостатка кислорода и выдает информацию только с задержкой. Поскольку Джош не понимает, к чему я клоню, я объясняю. – Ты сказал, что «снова» шел ко мне.

Он смотрит на неровные стыки между камнями стены рядом с нами и начинает водить по ним пальцами. Я уже думаю, что он больше ничего не ответит, как вдруг он тихо говорит:

– С тех пор как Джейс в больнице, я чаще захожу и беру на себя и его смену тоже.

– Что, прости?

Он наконец-то смотрит на меня. Его ладонь лежит на неровных камнях, тогда как он сверлит меня взглядом.

– Думаешь, я оставлю тебя без присмотра в доме, куда тебя заманили, чтобы шантажировать?

Я сглатываю. Мне не нужно кивать. Джош знает ответ, я вижу это по упреку на лице.

– Ты очень плохого мнения обо мне, Эмерсон. Я всегда был здесь. А если не мог, то здесь был Джейс. Твоя комната находится прямо рядом с ходом. Я не смог бы придумать лучше. Через дверь в твоем шкафу для одежды мы всегда могли бы ворваться, если бы это было необходимо.

– Ты сидел в моем шкафу? – спрашиваю я, заикаясь.

Царапанье и скрежет у стены. Его ругань, которую я списала на свой якобы больной мозг.

– Нет. За твоим шкафом. Ходы внутри домов – это ходы для прислуги. Раньше обслуживающий персонал не должен был быть виден. В том числе, когда развешивает одежду обратно в шкафы. Твой шкаф для одежды – такой же проход, как дверь для любовных приключений во владениях Стьюардов. Помнишь?

Он не дожидается моей реакции. Когда в моей голове проносятся образы наших расположенных рядом комнат, а вид спящего Джоша становится все более отчетливым, он уже продолжает говорить.

– Я был в твоей комнате единственный раз, чтобы оставить послание.

– Когда я была в душе…

Я вновь вижу перед собой маленькую открытку: Твое сердце забилось чаще? Тебе не стоит постоянно думать обо мне, Эмерсон. Д.

Он кивает, в то время как я все осознаю.

– Ты пришел по туннелю, когда мне нужно было встретиться с Лорой. И исчез через него! Поэтому ты не видел ее внизу и тебя уже не было в моей комнате, когда я хотела тебя допросить, потому что это ты выдал Келлану нас с Тайлером! – Злость на него возвращается, словно бумеранг.

– Я думал, тебе это и так ясно. И я тебя не выдавал. Я тебя оберегал. Как всегда.

Он подходит ко мне на шаг ближе и убирает свою руку со стены, чтобы положить ладонь на мою руку. Холод мгновенно проникает через ткань свитера, и становится зябко. У меня не было в планах покидать тепло Дома Воронов.

– Я лишь оберегал тебя, Кара. Я обещал Ханне.

Каждый раз, когда он использует мое имя, во мне что-то сжимается.

– Меня не надо оберегать, – выдавливаю я. – И главное, меня не надо обманывать.

Его ладонь все еще лежит на моей руке, как будто Джош забыл про нее.

– Что еще ты скрываешь от меня? – Я жестикулирую в направлении туннеля. – Или что еще ты скрыл от меня, чтобы уберечь? – Судя по всему, интонации вредного подростка с возрастом не исчезают.

Джош становится серьезен, а я внутренне готовлюсь к новому удару. Он открывает рот, однако сразу же закрывает его.

– Выкладывай, иначе с нашей командной работой будет покончено.

– Действительно, есть еще кое-что, – начинает он. Не только его голос, но и поза изменились.

Встревоженная, я ожидаю разъяснения.

Джош откашливается, и туннель разносит этот звук. На его лице такое количество эмоций, что я за ними не поспеваю. Такое впечатление, будто ему сначала нужно продумать свои слова, прежде чем он сможет их выговорить.

Я уже не уверена, хочу ли их услышать, если это вгоняет его в такое отчаяние, когда он вновь открывает рот. Я едва не останавливаю его.

– Я самый отвратительный друг. – Короткая пауза. – Мой эгоизм раздирает меня, Кара. – Он медленно опускает веки, лишая возможности видеть свои полуночно-синие глаза, за которыми бушуют противоречивые чувства.

Я не шевелюсь и не дышу, пока он не начинает говорить снова.

– Я до такой степени эгоистичен, что, несмотря на утрату своей лучшей подруги, каждую секунду думаю только о тебе.

Эти слова вытягивают из туннеля последние остатки кислорода, и у меня перехватывает дыхание. Когда он открывает глаза, в них с такой силой пылают чувства, что я содрогаюсь. Пока я все еще не могу пошевелиться, потому что судорожно пытаюсь понять, что он только что сказал, он сокращает расстояние между нами.

– Всякий раз чувствую себя последним уродом, когда допускаю, что моя печаль и ярость сказываются на тебе. Я больше не могу этого выносить. Если бы не ты, я бы сломался за последние дни, Кара. – Он берет мои руки в свои. – Я приехал в Уайтфилд из-за Беверли. Снова и снова убеждал себя, что с ней ничего серьезного не случилось. Эта мысль не позволяла мне зачахнуть в военной академии.

Он так сильно сжимает мои руки, что мне почти больно. Я не знаю, что ответить, потому что нет таких слов, которые смогли бы унять его боль.

– При этом в глубине души я все это время знал, что она никогда бы не сбежала, не поговорив об этом со мной. – Его голос дрожит, прерывается, как и дыхание, которое то и дело касается меня. – Когда у меня была надежда и цель стать Львом и разыскать ее, я нашел нечто, чего совершенно точно не искал.

Он медленно качает головой. Прядь волос падает ему на глаза. Мне бы очень хотелось убрать ее, но я все еще нахожусь в оцепенении.

– Я наслаждаюсь твоей близостью, Кара. И даже более того.

Мое сердце пропускает удар. По крайней мере, это ощущается именно так.

– Я люблю твой надоедливый характер, постоянные контратаки и складку между бровей, когда ты слишком много думаешь. – Он выпускает мою левую руку и мягко проводит пальцами от моего носа до лба.

Я до сих пор стою, словно одеревеневшая, и крепко цепляюсь за его руку, тогда как он уже не сжимает мою. Когда мир успел перевернуться на сто восемьдесят градусов?

Джош покусывает нижнюю губу и приподнимает брови.

– Ты что, потеряла дар речи, Эмерсон?

Он улыбается такой дерзкой улыбкой, что слова срываются с моих губ.

– Ох, замолчи, Прентисс! – Я притягиваю его к себе, встаю на цыпочки и целую.

Быстрее, чем успеваю заметить движение, его руки оказываются на моей спине и притягивают ближе. Наши тела прижимаются, запах кожи и свежесть лосьона после бритья затуманивают сознание, в то время как наш поцелуй становится глубже, а дыхание тяжелее. Я больше не могу думать или чувствовать. Все мое естество в этот момент сосредоточено на Джоше, на танце наших языков и на пылкости его чувств, которые окутывают меня теплом, словно огонь в камине.