В Ченегде Ледокол первым делом позвонил в редакцию местного телевидения и приказал не терпящим возражений голосом, чтобы в вечернем выпуске новостей сообщили, что потерян кот ангорской породы и нашедшему гарантируется крупное вознаграждение.

Девушка, которая говорила с ним по телефону, удивилась и начала задавать вопросы, но дежурный редактор тотчас вырвал у нее трубку и испуганным голосом проговорил:

– Да, Валентин Васильевич! Конечно, Валентин Васильевич! Я все понял, Валентин Васильевич!

Как только вечерний выпуск новостей закончился, Ледокол вышел из своего офиса, отпустил охрану и пешком отправился к Сретенскому монастырю.

Вечерело, на город медленно опускались осенние сумерки. На фоне сиреневого вечернего неба четко вырисовывались главы церквей и силуэты деревьев городского сквера. Вокруг не было ни души. Ледокол сел на скамью и огляделся.

Вдруг из сгущающегося сумеречного воздуха бесшумно появилась сутулая фигура. Человек подошел к скамье, сел рядом с Ледоколом – и оказался невзрачным мужчиной средних лет, больше всего похожим на бухгалтера на пенсии. Землистая кожа, лысина, очки с толстыми стеклами – совершенно безобидная, непритязательная внешность.

– Здравствуй, Бухгалтер! – негромко проговорил Ледокол.

– Ну, здравствуй! – отозвался тот. – Зачем пригласил?

– Я тебя не пригласил, – сухо возразил Ледокол. – Я тебя вызвал!

– А вот и нет. – Бухгалтер улыбнулся одними губами, глаза за стеклами очков были не видны. – Я тебе не девочка по вызову. Ты меня пригласил, потому что я тебе зачем-то нужен. И я пришел, потому что хочу послушать, чего ты от меня хочешь.

– Ладно, Бухгалтер, не будем заедаться! – Ледокол пошел на попятный. – Но вообще-то последний раз ты схалтурил. Когда я поручил тебе убрать ту бабу, Ирину Чумакову, у нас с тобой была четкая договоренность подставить ее мужа, списать все на него, а он сумел сбежать, и теперь пошли круги по воде… большие круги…

– Нет, Ледокол, не надо! – перебил его собеседник. – Не надо переводить на меня стрелки! Ты сказал – убить жену и подставить мужа под убийство из ревности в состоянии аффекта. Дело, как говорится, житейское, полиция и сомневаться не станет. Тем более что скандал был, соседка слышала. Я все так и сделал – пришел тихонько, ножом ее ткнул вроде бы неумело, но сильно, причем нож взял у них же в кухне. Затем вышел аккуратно, нигде не наследил, подождал немножко, а когда этот Чумаков домой явился, вызвал полицию. Дело было сделано чисто – комар носу не подточит. Этот придурок еще сунулся в спальню, весь в крови вымазался – бери его тепленького! И что? Пока менты валандались, он сбежал. Толковый мужик оказался, умный. Всех сумел вокруг пальца обвести – и полицию, и твоих уродов. А вот твои недоноски ушами прохлопали, да и полиция дурака сваляла. Но с этим – не ко мне, я свою задачу выполнил, за что брался, то и сделал. Никакой халтуры.

После этих слов собеседник Ледокола снял очки и пристально посмотрел на него. От этого взгляда Ледоколу стало не по себе. Он многое повидал в жизни, многое пришлось сделать, чтобы достигнуть своего нынешнего положения. Бывал и в ситуациях, прямо скажем, жутких, в общем, вынес многое. Но вот этого взгляда наемного киллера по прозвищу Бухгалтер вынести не мог – у него начинали дрожать руки и на душе становилось муторно и тошно, как перед смертью.

– Ну, хорошо… – Он собрал всю свою волю и постарался, чтобы голос звучал твердо, без проявлений слабости. – Нужно решить этот вопрос. И как можно быстрее. Теперь с полицией заморачиваться не стоит, лучше этого Чумакова убить.

– Чтобы опять не убежал, – усмехнулся киллер и надел очки.

– Угу, предпочтительна случайная смерть. Несчастный случай с летальным исходом. И девку эту, что в деле крутится, тоже нейтрализовать. Чтобы не болтала.

– Какие наводки? – деловито спросил Бухгалтер.

– Их мало, – вздохнул Ледокол. – Вот адрес тетки этого Чумакова, мои люди видели там девицу пару раз.

– И упустили, – снова усмехнулся киллер, – да еще и старуху в больницу уложили, теперь ее не допросишь. Везде, в общем, напортачили.

Ледокол только рукой махнул. О цене договорились быстро, Ледокол решил, что деньги в данном вопросе не главное, и торговаться не стал.

Во двор дома на Литейном проспекте, где проживала Олимпиада Гавриловна, в данный момент находившаяся в больнице, вошел худенький, неприметный с виду мужчина. Был он щупловат, ходил неуверенно, подволакивая правую ногу и опираясь на простую деревянную трость с надетой снизу потертой резиновой галошкой. Одет непритязательно: скромная зеленовато-серая куртка, серые же брюки-дудочки, ботинки на шнуровке, темненькая плоская кепочка, именуемая в народе «плевок», на носу – очки в дешевой старомодной оправе.

Двор был заасфальтирован когда-то давно, в незапамятные советские времена, так что сквозь трещины и щели в асфальте успела прорасти трава и сорняки. А также некультурные жильцы дома накидали туда разный мелкий мусор.

Мужчина, которого уместнее было бы назвать пожилым, неуверенно вышел на средину ничем не примечательного двора и огляделся: два переполненных мусорных бака, ржавая стиральная машина, расколотый унитаз, в одном углу – крошечная клумба, обложенная ломаными кирпичами, в самом дальнем углу, у подъезда, грелась на осеннем солнышке старая бомжиха.

Мужчина вздохнул, снял кепочку, чтобы обтереть несвежим платком вспотевший лоб, и оказалось, что он совершенно лыс, – слабый солнечный луч едва не отразился в голом желтоватом черепе. Мужчина снял очки с толстыми стеклами и протер их тем же несвежим платком.

В эту минуту старушка с первого этажа, разбившая под своим окном клумбу и теперь целыми днями стерегшая ее от местных варваров и хулиганов, невольно столкнулась с ним взглядом. И оторопела. Потому что глаза его были не чистые, стариковские, и не серые, равнодушные от усталости и тяжких прожитых лет, и не наполненные привычной скукой и раздражением. Эти глаза были совсем другими. На миг проступило в них что-то такое страшное, что старушка охнула и, схватившись за сердце, отступила вглубь комнаты. А когда, отдышавшись, осторожно выглянула из-за занавески, то увидела неприметного пожилого человека, который медленно шел через двор, опираясь на трость. Самый обычный пенсионер.

Мужчина пересек двор и, перед тем как войти в следующую подворотню, еще раз обернулся. Никто не смотрел во двор из тусклых окон, во дворе, кроме бомжихи, не было ни одного живого существа. Мужчина скользнул по ней внимательным взглядом, но бомжиха дремала, прикрыв глаза. Он отвернулся и побрел в подворотню, аккуратно ступая и опираясь на палку.

В соседнем дворе было поприятнее: посредине не торчали переполненные мусорные баки, а чахли три непонятных кустика, рядом с ними – песочница